Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

Чуть позже я приезжаю к отцу.

– Ну вот, наконец, и ты. Сегодня я не иду на работу. Скоро придет Паоло, он просил меня ему позвонить, как только ты появишься. Он хотел с тобой пообщаться.

– Да, но я же не возвращаюсь в Америку и не иду на войну. Я просто женюсь, и все тут…

– Ну, знаешь, в браке – это немного как на войне…

И он глупо смеется.

Я молча на него смотрю. О чем ты говоришь, папа? О том, что из-за тебя пришлось перенести маме? Что это за секреты, которых я не знаю? Или ты говоришь о войне с иностранкой? Потому что в этом последнем случае ты был более опытным? Или нет? Ты знал, навстречу чему ты шел.

– В том смысле… – Отец снова заговаривает. – В том смысле, что вначале все легко, потому что есть страсть, есть желание, удовольствие быть вместе. Но потом это может измениться, да, если не способен измениться ты сам.

«А как было с мамой? – хотел бы спросить я. – Она недостаточно изменилась? Не была в состоянии измениться? Ее тебе было мало? Что в ней было не так, папа? Она мне казалась идеальной, но явно не была такой для тебя, или была, но недостаточно». Но все это, естественно, я ему не говорю.

– Вот именно, брак удачен, когда супруги меняются вместе.

Тут звонят в дверь, и папа встает. Похоже, его обрадовало, что его прервали, словно это дало ему немного времени, чтобы лучше обдумать, как бы сказать еще какую-нибудь гадость.

– Это пришел Паоло.

И отец, сияя от удовольствия, возвращается с ним под руку.

– Привет, Стэп!

– Привет.

Я встаю, и мы обнимаемся. Мы молчим, немного волнуясь. Паоло начинает смеяться.

– Черт побери, а ведь сегодня я волнуюсь больше, чем когда женился сам!

– Ты всегда слишком поддавался восторгам и радовался за других, не заботясь о собственных чувствах.

Паоло садится на диван.

– А ты знаешь, что то же самое мне всегда говорит Фабиола? Клянусь тебе! А потом она говорит: «У тебя всегда находятся слова, чтобы сказать что-то приятное другим; ты всегда умеешь писать им записочки, когда нужно. А вот нам – никогда!» Но о чем ты говорил?

Я смеюсь.

– Да, на самом деле завтра не моя свадьба. Это, выходит, всего лишь повод, чтобы научить тебя говорить что-то приятное, когда нужно… Да ты, дурачина, все тот же.

Отец смеется, а я сажусь рядом с братом и немного ерошу волосы, которые у него всегда аккуратно причесаны.

– Хотите кофе?

– Почему бы нет? Спасибо, папа.

– А тебе, Стэп?

– Да, спасибо, и мне тоже.

Мы сидим на диване, болтаем, смеемся и попиваем кофе, отгоняя от себя все мысли. Папа даже немного откровенничает, рассказывая нам такие вещи, о которых он нам никогда не говорил.

– Я познакомился с ней на вечеринке, а когда провожал ее обратно домой, она, ваша мать, сказала: «Уезжай отсюда, съезжай с улицы Орти делла Фарнезина, она такая темная». И тогда я подумал: «Ого, да я ей нравлюсь». А потом, когда я остановил машину, она посмотрела на меня с удивлением. «Что ты делаешь? За кого ты меня принимаешь? Берегись, я сейчас закричу!» Тогда я ей соврал и сказал: «Да ты что! Извини, дело в том, что у меня упала зажигалка, и я боюсь, что она окажется у меня под тормозом». И я сделал вид, будто что-то поднимаю, даже показал ей сжатый кулак, в котором будто бы что-то есть: «Да вот она!» Сунул кулак в карман и снова тронулся с места. Мне пришлось ухаживать за ней три месяца, прежде чем в конце концов мы поцеловались.

Паоло смеется:

– А вот этого, папа, ты никогда не рассказывал.

А вот мне мама это рассказывала – в тот самый день, когда я пришел навестить ее в больнице:

«Должна рассказать тебе одну вещь, о которой папа не знает. У меня никогда не хватало смелости ему в этом признаться. Когда мы с ним познакомились в первый раз, он сразу же попытался меня поцеловать, но, когда я его спросила, почему он остановил машину, он сделал вид, будто потерял зажигалку. А потом, в один из следующих дней, когда мы были вместе, я достала сигарету и попросила: „Дай мне, пожалуйста, огонька!” Он ответил: „А я не курю! У меня нет зажигалки”. И даже не вспомнил. Таким твой отец был всегда. Он лгал и забывал то, о чем солгал».

Я прислушиваюсь к их разговору. Они опять смеются. Папа рассказывает о вечеринке с друзьями и мамой в клубе «Пайпер», когда там давала концерт Патти Право, и мама была одета, как она. Но это он нам уже рассказывал тысячу раз.

– Ну ладно, я пошел…

Я встаю.

– Погоди, погоди… – Папа возвращается с костюмом в сумке. – Куда ты идешь без этого?

Паоло смотрит на меня с любопытством.

– А разве ты его не примеришь? Не устроишь нам модный показ?

– Я устрою его завтра, и под музыку…

– Нет-нет, подожди, завтра она устраивает свой модный показ!

– Ну и ладно. В любом случае вы меня увидите.

Внезапно Паоло проявляет любопытство:

– А где ты будешь ночевать сегодня? Джин дома? Или нет?

– Да, она хотела побыть в покое и проверить все, что ей нужно, как следует подготовиться… Так что ушел я.

– Хочешь, поедем ко мне? Фабиоле будет приятно.

На самом деле у меня есть кое-какие сомнения, но я говорю другое:

– Сегодня вечером я буду допоздна с друзьями, решил снять номер в «Хилтоне», так что завтра, прежде чем отправиться на свадьбу, я хорошенько искупаюсь в бассейне.

– На твою свадьбу! Смотри, не перепутай.

– Не перепутаю. Увидимся завтра. Возьми, Паоло: обручальные кольца понесешь ты… – Я передаю ему коробочку. – Наверняка завтра ты будешь шикарнее меня.

Паоло смотрит на коробочку с гордостью, словно на него возложена величайшая в мире ответственность.

И я еду в «Хилтон». Там я подхожу к стойке, беру ключи и поднимаюсь в свой номер на последнем этаже. Кладу костюм в шкаф. Туда же кладу ботинки и все остальное, необходимое для того, чтобы быть идеальным женихом. Потом я ложусь на кровать, чтобы немного отдохнуть, но не успеваю расслабиться, как рядом со мной звонит телефон.

– Добрый вечер. Вас здесь ожидает господин Гвидо Балестри.

– Да, спасибо, скажите ему, что я уже иду.

Я снова надеваю ботинки, беру ключи, закрываю дверь, вызываю лифт, и, пока его жду, пытаюсь представить себе, какой такой мальчишник они мне приготовили. Мне становится все любопытнее, и при этом меня охватывает приступ паники. Это мой последний холостяцкий день. Завтра я женюсь.

– Эй, а это что такое?

Гвидо стоит, прислонившись к черному «мерседесу» класса «Е».