Самарская вольница. Степан Разин - Владимир Буртовой

И третий сотник Макей Пряха, которому и служить-то до выхода на нерадостный пенсион осталось три года всего, согласился с Портомоиным. Несмотря на бледность, покрывшую лицо, он коротко сказал:

— Аль честь присяги изменой и трусостью измараем?

Минут десять стрелецкий голова думал, не спуская глаз с казацких челнов, словно надеялся на чудо: те сами поворотят назад, к своему бесшабашному атаману, потом высказал свое решение:

— Сделаем так, сотники! Пошлем одного из вас на челне впереди струга с вестью к синбирскому воеводе Ивану Богдановичу Милославскому, что донские казаки уже вовсе близко. И пусть отпишет о том великому государю и озаботится достойной встречей того Стеньки… А остальным тяжкий жребий — удержать воровские челны огневым боем. Кого из вас вестником пошлем, решайте!

— А тут и решать нечего, — твердо высказался сотник Филипп Квас. Его израненное шрамами лицо слегка порозовело. — Тебе, голова, и идти к воеводе! И наших стрельцов у Синбирска перехватить — негоже им плыть к дому без командира, за изменщиков примут и в кандалы забьют… А ведь там и наши дети стрельцами служат, о них надобно заботу поиметь перво-наперво… Возьми кого ни то в напарники да четырех гребцов и гоните на веслах к переволоке. Тебе, стрелецкий голова, и прошение о милости к нашим семьям писать на имя великого государя, как старшему по чину.

Остальные стрелецкие командиры, и даже рейтарский ротмистр, что крайне поразило Тимофея Давыдова, дружно поддержали Филиппа Кваса.

Времени на препирательства не было, и стрелецкий голова подчинился решению сотников:

— Ну, коли так, возьму я с собой Назария Васильева да пятерых синбирских стрельцов… Простимся, братья, да хранит вас Господь. А за старшего средь вас будет сотник Марк Портомоин, он уже бывал в стычках с казаками под Яицким городком.

Простившись со стрельцами, которые оставались на струге, Тимофей Давыдов снял шапку и поясно со всеми еще раз раскланялся. Не мешкая, спустились в челн, приняли пятерых стрельцов, разобрали весла и вложили во взмах всю силу, на которую были только способны их руки и спины.

С ближнего казацкого челна, до него было уже чуть больше версты, заметили уходящий от струга челн и выстрелили из ружья.

— Требуют воры, чтобы мы добровольно свои головы на плаху положили! — засмеялся Назарка Васильев. — Не-ет, голодный волчище, коль хочется тебе зайчатинки, так побегай за ушастым по лесу! Поймаешь, ежели лоб себе о пень не расшибешь! Раз-два-а-а, раз-два-а! — Назарка сидел левым загребным на челне, сам Тимофей Давыдов взялся за руль, следил, чтобы челн шел ровно, не рыская на пологих волнах.

Они оторвались от струга уже саженей на двести, когда с передовых казацких челнов прогремели еще угрожающие выстрелы.

— Скоро схватятся! — проговорил с хрипом коренастый и полноватый для своих тридцати пяти лет пятидесятник Назарка: спина и грудь взмокли от напряженной гребли. — Вона, смотри, стрелецкий голова! — неожиданно возвысил он голос. — Воровские челны спрямляют путь вдоль левого берега! Смекнули, что там течение слабее, чем на стремнине!

Тимофей Давыдов оглянулся через правое плечо — четыре длинных казацких челна, стараясь обойти струг со стрельцами и не попасть под их обстрел, уклонились вправо и погнались за ними вдоль заросшего камышами и ветлами левого берега, заметно приближаясь к беглецам. Остальные были уже менее чем в полуверсте от кормы струга с Марком Портомоиным.

— Через полчаса начнут ружейный огонь по стругу, — сказал один из гребцов, на что Тимофей Давыдов резонно заметил:

— Для казаков куда опаснее дальняя перестрелка. Они вовсе не защищены от стрелецких пуль да и сидят кучно. А стрельцы все же за бортом укрыты… На абордаж полезут воры.

Правый берег Волги по-прежнему крут, не подступиться к нему, и все же стрелецкий голова, не имея иного шанса на спасение, решил при первом удобном месте ткнуться в берег и искать удачи на суше. Хотя видел, что намерения у казаков изловить их самые серьезные: упустить к Синбирску доводчиков об их движении никак нельзя было!

— Прознали-таки на Саратове, что мы с важными вестями отплыли, — проворчал стрелецкий голова, ни к кому конкретно не обращаясь, а Назарка Васильев греб, казалось, сам того не сознавая, потный, с присвистом выдыхая, и только сознание крайней опасности заставляло работать руки, спину, ноги…

Вздрогнули разом, когда со струга залпом ударили пищали.

— Началось! Да поможет им Господь! — Стрелецкий голова, сняв и положив шапку на колени, за всех в челне — руки-то были заняты веслами! — перекрестился. С казацких челнов вразнобой забухали ружья, со струга били залпами.

— По челнам наши кучно бьют! — определил стрелецкий голова. — Молодец, Портомоин! Видите, два передних челна остановились! Знать, убыток в гребцах приличный!

Но четыре казацких челна, поравнявшись со стругом, в сражение не ввязались и по-прежнему гнались за беглецами.

— Этих послали по наши души! — сказал Тимофей Давыдов и прикинул расстояние — пулей еще не достать, но минут через двадцать-тридцать, когда его стрельцы без подмены вовсе выбьются из сил, казаки быстро их нагонят, и тогда… Грести и стрелять разом невозможно, а если не грести — течение очень скоро понесет их аккурат в середину казацкой флотилии.

— Далеко ли до переволоки? — напрягаясь от нетерпения, спросил стрелецкий голова. Синбирский стрелец, который сидел крайним от носа челна, не переставая раскачиваться телом в такт гребков, присмотрелся к приметам и нашел, что до заветного места уже недалече.

— Во-она, кучка старых сосен над берегом! И берег как бы утиным носом повис над водой! За тем обрывом и будет низкое место! — И прохрипел, полузадохнувшись от немыслимо тяжкой работы. — Нажмем, братцы, иначе не успеем! Там две версты посуху и в реку Усу попадем! — сообщил моложавый еще стрелец, все так же раскачиваясь маятником, будто весло его таскало за собой, а не он им греб из последних сил.

— Не дадут нам те две версты посуху челн тащить, — пояснил Тимофей Давыдов, поглядывая то на свой струг, к которому сквозь крепкий огневой отпор все ближе и ближе подходили казацкие суденышки, то на четверку, до которой вот-вот можно будет пулей достать. — Только резвые ноги могут нас там выручить!

За спиной стрелецкого головы еще три раза прогремели залповые выстрелы…

— Присунулись впритык! — закричал Назарка Васильев, наблюдая, как юркие челны обсели струг со всех сторон. — Полезли на палубу! Стрельцы бердышами бьются… Недолго нашим другам держаться! Господи, избавь их от мучений…

С борта струга кто-то падал в воду — свои или чужие, издали не понять, — слышались ружейные и пистольные выстрелы, видна была кутерьма рукопашной драки на палубе, особенно в носовой части. Даже отсюда можно различить, как над головами взлетают сабли, ружейные приклады, широкие бердыши…

— Близка переволока! Вот они, старые сосны, уже рядом! Навались, братцы мои родные! Еще маленько… — Тимофей Давыдов кричал, умолял обессиленных гребцов вырвать у противника еще полсотни саженей.