Чернильное сердце - Корнелия Функе

Сажерук наблюдал за ним с невозмутимым видом. Он кивнул матери Мегги, чтобы она отошла от решётки подальше, и сам отступил на несколько шагов с изяществом танцора. По лицу его нельзя было понять, боится он или нет, только шрамы выступали на коже ярче обычного.

— Это что такое? — сказал он, когда Баста вошёл в камеру, наставив на него нож. — Убери эту штуку. Если ты меня убьёшь, ты испортишь Каприкорну все удовольствие. Вряд ли он тебе это простит.

Да, он боялся. Мегги слышала это по голосу. К тому же он говорил слишком быстро.

— Зачем же убивать? — прошипел Баста, закрывая за собой дверь камеры.

Сажерук отступил к каменному саркофагу.

— А, ты решил добавить мне узоров на лице? — Он говорил тихо, почти шёпотом. Но теперь в его голосе было что-то новое: ненависть, отвращение, ярость. — Не думай, что это будет так же просто, как в прошлый раз, — проговорил он. — Я с тех пор выучился кое-чему полезному.

— Да что ты говоришь? — Баста стоял уже в шаге от него. — Чему бы это? Твоего друга огня здесь нет, так что он тебе не поможет. И даже твоя вонючая куница далеко.

— Я имел в виду слова! — Сажерук прикоснулся к саркофагу. — Я тебе не рассказывал? Феи научили меня насылать проклятие. Они пожалели меня за исполосованное лицо, они знают, как плохо я умею драться. Я тебя проклинаю, Баста! Клянусь костями мертвеца в этом гробу. Бьюсь об заклад, там давно уже лежит не какой-то священник, а один из тех, кто попался вам в руки и исчез, правда?

Баста промолчал, но его молчание было красноречивее всяких слов.

— Ну конечно. Эти старые гробы — отличный тайник. — Сажерук провёл ладонью по треснувшей крышке, словно надеялся теплом руки вернуть мертвеца к жизни. — Его дух будет терзать тебя, Баста. — Сажерук произнёс это, как заклинание. — Он будет на каждом шагу нашёптывать тебе на ухо моё имя…

Мегги видела, как Баста схватился за кроличью лапку.

— Эта штука тебе не поможет! — Сажерук не убирал ладони с саркофага. — Баста, бедняжка! У тебя уже начинается жар? И дрожь в руках и ногах?

Баста замахнулся ножом в его сторону, но Сажерук легко увернулся.

— Отдай мне записку, которую ты дал девчонке! — Баста выкрикнул ему это прямо в лицо, но Сажерук невозмутимо положил записку в брючный карман.

Мегги будто приросла к месту. Краем глаза она видела, как её мама сунула руку в карман платья. Она достала оттуда серый камешек размером чуть больше перепелиного яйца.

Сажерук провёл ладонями по крышке саркофага и выставил их навстречу Басте.

— Потрогать тебя ими? — спросил он. — Что будет, если потрогать гроб, в котором лежит убитый? Скажи-ка. Ты ведь в этих вещах разбираешься.

Он снова отступил в сторону, словно обходя партнёра в танце.

— Я обрежу твои вонючие руки, если ты до меня дотронешься! — прорычал Баста, побагровев от гнева. — Я обрежу тебе пальцы по одному, а потом доберусь и до языка.

Он ещё раз сделал выпад в его сторону, разрезав воздух блестящим клинком, но Сажерук снова увернулся. Он все быстрее танцевал вокруг Басты, изгибался, отступал и снова приближался, но неожиданно сам загнал себя в ловушку этим отчаянным танцем. За ним была только голая стена, справа от него — решётка, а прямо на него шёл Баста.

В этот момент мать Мегги подняла руку. Камешек попал Басте в голову. Он удивлённо обернулся, посмотрел на неё, словно пытаясь вспомнить, кто она такая, и пощупал голову в том месте, откуда сочилась кровь. Мегги не успела заметить, что сделал Сажерук, но только нож Басты вдруг оказался у него в руках. Баста смотрел на знакомый клинок ошарашенно, как будто не мог взять в толк, что тот коварно обратился против своего хозяина.

— Ну как, приятно? — Сажерук медленно подвёл остриё ножа к животу Басты. — Чувствуешь, какое мягкое у тебя тело? Человеческое тело — вещь хрупкая, и заменить его нечем. Как вы там поступаете с кошками и белками? Плосконос обожает про это рассказывать…

— Я не охочусь за белками. — Голос Басты звучал хрипло. Багровый румянец гнева сбежал с его лица.

Страх не бывает румяным. Страх бледен, как лицо мертвеца. — Что ты собираешься делать? — с трудом выговорил он. Он дышал тяжело, словно его душило что-то. — Думаешь, тебе удастся живым уйти из деревни? Они пристрелят тебя раньше, чем ты перейдёшь площадь.

— Ну, это всё же лучше, чем встреча с Призраком, — возразил Сажерук. — Кроме того, все они из рук вон плохо стреляют.

Мать Мегги подошла к нему. Она сделала пальцем движение, будто пишет по воздуху. Сажерук достал из кармана записку и дал ей. Баста следил за бумажкой глазами, как будто хотел взглядом притянуть её к себе. Реза что-то написала на ней и вернула Сажеруку. Он наморщил лоб и стал читать.

— Подождать, пока стемнеет? Нет, я не хочу ждать. Но девочке, может быть, лучше остаться здесь. — Он посмотрел на Мегги. — Ей Каприкорн ничего не сделает. Она ведь его новый Волшебный Язык. А потом придёт её отец и заберёт её. — Сажерук сунул записку обратно в брючный карман и провёл остриём ножа вдоль пуговиц на рубашке Басты — пуговицы лязгали от прикосновения металла. — Иди к лестнице, Реза, — сказал он. — Я закончу здесь это дельце, а потом мы пойдём восвояси через площадь, как обычная влюблённая парочка.

Реза нерешительно открыла дверь камеры. Она вышла из-за решётки и взяла Мегги за руку. Пальцы у неё были холодные и немного шершавые — чужие пальцы, зато лицо было знакомое, хотя на фотографии оно выглядело моложе и не таким озабоченным.

— Реза! Мы не можем взять её с собой! — Сажерук схватил Басту за локоть и прижал его спиной к стене. — Её отец убьёт меня, если её там застрелят. А теперь отвернись и прикрой ей глаза — ты же не хочешь, чтобы она видела…

Нож дрогнул в его руке. Реза с ужасом посмотрела на него и резко помотала головой, но Сажерук притворился, что не замечает её.

— Бей посильнее, Грязнорук! — прошипел Баста, вцепляясь руками в каменную стену позади себя. — Убивать — не такое простое дело. Чтобы делать его хорошо, нужен опыт.

— Чушь! — Сажерук схватил его за куртку и завёл ему под подбородок нож, как сделал Баста с Мо тогда, в церкви. — Каждый дурак может убить. Это так же легко, как бросить книгу в огонь, ударом ноги распахнуть дверь или напугать ребёнка.

Мегги начала бить дрожь — почему, она сама не знала. Мать её шагнула было к решётке, но, увидев окаменевшее лицо Сажерука, замерла на месте. Потом она повернулась, притянула голову Мегги к себе на грудь и крепко обняла её. Её запах напомнил Мегги что-то давно забытое, она прикрыла глаза и попыталась ни о чём не думать: ни о Сажеруке, ни о ноже, ни о побелевшем лице Басты… А потом на несколько страшных мгновений у неё осталось только одно желание — увидеть Басту мёртвым на сыром каменном полу, неподвижным, как сломанная кукла, безобразный, бессмысленный предмет, всегда немного страшный… Нож приблизился вплотную к белой рубашке Басты, как вдруг Сажерук вытянул связку ключей у него из кармана и отступил на шаг.