Не вернувшийся с холода - Михаил Григорьевич Бобров

Я выжил в первом походе, и волосы эти не забуду никогда. Нашей полутысячи здесь не хватит. Я был и в набеге на Тоостой Хаалга…

— А это где?

— Пыльные Ворота. Сами ворота крепости нам открыли сюзники. Вон, кстати, их посольство уходит по Тракту…

— Я проверял их утром. Они какие-то… Встрепанные. Но я, кажется, уже понял причину. Так что произошло в Пыльном?

Ротмистр прижмурился, заговорил тихо:

- “Рейд” открыл нам ворота, мы почти смяли гарнизонных. Но подоспевшая Эсдес вморозила в песок всех командиров, тучами ледяных иголок разгоняла любые попытки создать строй. И, мало этого, еще и собственноручно вырубила больше сотни… Уходя, мы даже раненых не всех забрали. А ведь летом нападали. Насколько же она сильнее зимой!

— Вот она-то и преследовала посольство. Она и перекрыла Тракт в лесу. Эсдес враг нам и “Рейду”.

— Нас же известили, что “Рейд” победил, а Эсдес в плену. Как она могла оказаться здесь?

— Ротмистр, вы же не ребенок! У нее наверняка есть ученики, сторонники, поклонники, наконец. Выкупили, подстроили побег. Или политиканы искали выгоду, да сами себя перехитрили. Они так уже раз просчитались, запустив сюда нас. Могли еще раз ошибиться, нам это неважно. Что посоветуете делать сейчас?

— Думаю, она гонится за посольством. Иного повода рваться в пустоши посреди зимы я не вижу. Напасть на нее, считаю, бесполезно: на руинах мы не можем использовать конницу. Но и с ней маловато людей, чтобы выходить на Тракт. Да и те вооруженные трофеями рабы, голодные и полураздетые.

— Ну, судя по попытке укрепиться, она это понимает. Но не собирается же она сидеть здесь вечно?

— Что ж, господин капитан. Думаю, пора перебросить мячик повыше. И не забудьте упомянуть в рапорте, что Эсдес применяет свой самый страшный козырь. “Чья-то-там-зима.” А то ведь могут решить, что мы с ней справимся, прикажут атаку. Потом очнемся, как этот Анашкон, и хорошо, если вокруг будут свои!

Полутысячник согласно кивнул. Обернулся:

— Поручик! Перо, сургуч и бумагу. Приготовьте десяток, повезете мое письмо в Пыльный.

* * *

В Пыльный решено было входить на рассвете. От Алмазного Брода по Долине, до самых стен города, ехали посольством: с развернутым флагом “Рейда”, под личными вымпелами Эсдес и барона Носхорна. По сторонам тянулись совершенно целые улочки мирно дымящих трубами домов; белые гряды подвязанных и облепленных снегом лоз; белые округлые шапки холмов, по мере удаления от дороги все выше взбегавшие к скальным стенам Долины.

Там и здесь виднелись характерные ровные ряды построек, укрепленные льдом заборы, над которыми сверкали наконечники копий; пахло конским навозом от десятков тысяч лошадей — основные силы западных королей зимовали в Долине. Но — неожиданно для столь огромного войска — порядок тут поддерживался куда лучший, чем в той же Столице во время осенней осады. Не приходилось убирать замерзших ночью нищих, никто не дрался за кусок хлеба, люди безопасно ходили по два-три человека, нисколько не нуждаясь в оружии. От вооруженных же никто не шарахался в страхе. Здесь никто никого не грабил, не жег, не рубил прямо на улице за недостаточно почтительный поклон или просто потому, что черный мужик стоял очень уж удобно для удара… Атаман лесных братьев на последнем привале рассказал про повадки рыцарей это, а еще много такого, чего все тут же захотели забыть. Но в Долине даже патрули захватчиков держали себя как обыкновенная полицейская рота. Если поймают на горячем, излупят непременно; а если мирно едешь королевской дорогой, как подобает добрым подданным, то и езжай себе.

Западный Тракт здесь успели переименовать в Королевский Солнечный Путь, о чем на каждом перекрестке извещала красивая резная табличка. Видеть обустроенную и ухоженную землю после смертного поля было удивительно и, почему-то, неприятно.

На последней ночевке обсудили, кого из Енотовых недоброй памяти земляков можно встретить в городе, и какое их оружие для посольства окажется опаснее всего. Залп арбалетчиков со всех сторон Эсдес худо-бедно принимала на купол, если, разумеется, успевала заметить. А вот мушкеты вместо арбалетов, или вообще из пушки картечью? Даже выдержи сам щит — успеет ли Эсдес его поставить?

Обсудив несколько вариантов, сошлись на том, что Эсдес ни во что вмешиваться не будет, а будет постоянно находиться в отрешенном спокойствии, полностью готовая ударить холодом. В арбалетах с металлическими дугами сами эти дуги от резкого замораживания лопнут; в “зимних” арбалетах смерзнется спусковой механизм; то же самое произойдет с замками огнестрельного оружия; зажигательные фитили от удара холодом потеряют гибкость и выкрошатся, а при удаче могут и вовсе затухнуть.

— Получается, ты наш единственный козырь. — Енот вздохнул. — Я должен извиниться. Ты умная, смелая, умелый боец. И только поэтому мы суем тебя в самое пекло, как готовую взорваться пороховую бомбу. Как будто ты не человек совсем.

Эсдес несколько удивленно подняла правую бровь. Енот продолжил:

— Еще ты готовить умеешь. Тацуми говорил, ты его впечатляла не глубиной выреза, хотя и красавица; не родовитостью или богатством, а все накормить старалась.

Синеволосая грустно улыбнулась:

— У нас на голодном севере предложение разделить еду — больше, чем просто забивка для брюха. Но Тацуми так и не понял… — собеседница коснулась шпаги безопасным, доверительным жестом, которым поправляют оружие среди своих; припомнив по жесту теплый, такой безопасный и простой остров, Енот даже зубами скрипнул в тоске. Эсдес убрала налезающий на глаза капюшон. Выговорила с очевидным усилием:

— Я после той равнины все думаю. Если бы я зарубила Онеста. Не пришлось бы вообще звать западников. Не погибло бы столько народу.

— А сколько еще погибнет в гражданской войне, сейчас же по стране чересполосица, кто кого поддерживает. Закон где есть, где нет… — печально прибавил Носхорн, выгнав из ножен палаш. Положив его перед собой на снятое седло, барон вытащил суконку и мазь, после чего принялся за полировку. Прибавил:

— Долго еще будут наводить порядок. Даже и не будь авантюрного похода половины генштаба, вряд ли правительство может сегодня отвлечь кого-нибудь из мастеров тейгу.

— Поздно, — просто сказала Эсдес. — Людей не вернешь.

— Их убило наше бессилие и ваше бездействие, — опустил голову Енот. — У нас говорят, революцию начинают романтики, делают циники, а плодами пользуются подонки. Раз я дожил до плодов, то кто я?

Носхорн и Эсдес переглянулись, но промолчали.

— Или это мне пинок судьбы такой? — Енот привстал, подтянул ремень, попробовал, как рука находит катану. Устроился перед огнем снова:

— Хорошо сидим… Дома я любил в приятной компании поболтать, какие наши правители мудаки. Вот я бы на их месте! Огого! Или даже игого!

Носхорн улыбнулся: