Британская разведка во времена холодной войны - Колдер Уолтон

Другой причиной того, почему жестокое обращение правоохранительных органов имело место в Кении, было то, что администрация, особенно сам губернатор Бэринг, отказывалась дать полиции в колонии такое же законное положение, какое она занимала в Великобритании. Далеко не независимые от правительства, как полицейские в Великобритании, полицейские в Кении были инструментами колониальной администрации и часто выполняли грязную работу. Когда в 1953 г. сэр Артур Янг прибыл в Кению в качестве нового комиссара полиции после службы на аналогичном посту в Малайе, он пришел в смятение, обнаружив, насколько широко распространено жестокое обращение с подозреваемыми бойцами мау-мау, содержащимися под стражей в полиции, особенно со стороны представителей местной самообороны, которые запросто избивали заключенных, зачастую движимые личной кровной местью. В результате Янг вместе с генеральным прокурором в Кении Джоном Вхьяттом попытался создать справедливую и честную полицию в колонии. Они предложили реформировать существующую систему и дать полицейским в Кении статус констеблей согласно английскому общему праву, что позволило бы им действовать независимо. Янг доказывал, что борьба с «терроризмом» с помощью террора приводит к обратным результатам и в конечном счете отдалит местное население. Бэринг выступал против предложенных Янгом реформ, утверждая, что они «не подходят» для Кении и чрезвычайного положения. Это привело к отставке Янга в 1954 г. и его публичной критике кенийской администрации. И только после подробного обмена мнениями с министром по делам колоний Аланом Ленноксом-Бойдом была достигнута договоренность о формулировке его заявления об уходе в отставку. В конце в ней говорилось, что «применение норм права ставилось под угрозу деятельностью отрядов местной самообороны, полномочия которых давали им возможность злоупотреблять своим положением из-за отсутствия дисциплины». В личном общении Янг был настроен более критично: он называл Кению «полицейским государством», и, оглядываясь назад, мы можем увидеть, что он был прав. В Кении было налицо вырождение независимой полицейской работы, что, в свою очередь, мешало эффективному надзору и контролю и вело к массовым должностным преступлениям и злоупотреблениям властью81.

МИ-5 обеспечивала министерство по делам колоний и колониальную администрацию в Кении дипломатической информацией высокого уровня по Джомо Кеньятте, как это было и в случае Кваме Нкрумы на Золотом Берегу. Кеньятта – первый руководитель независимой Кении – был и остается, вероятно, самым неправильно понятым национальным лидером в истории Британской Африки. Он возбуждал гораздо более сильные страхи в колониальной администрации Кении и в Лондоне, чем Нкрума когда-либо. В начале восстания мау-мау в 1952 г. колониальная администрация быстро изобразила его создателем хаоса и бесспорным лидером мау-мау, и такая точка зрения распространилась среди большинства британских чиновников. Даже после его освобождения из тюрьмы в 1960 г. – он попал туда по сфабрикованному обвинению в «руководстве» мау-мау – губернатор Кении Патрик Ренисон продолжал настаивать на том, что Кеньятта возглавляет мау-мау и ведет их «во мрак и смерть». Для многих в Кении и Лондоне если мау-мау было проявлением зла, то Кеньятта был его олицетворением82.

Один выдающийся историк Кении Брюс Берман предположил, что, если бы британская разведка знала больше о политических убеждениях Кеньятты, «можно было бы избежать сильных подозрений и враждебности, с которыми к нему относились англичане». На самом деле это наблюдение, сделанное еще до недавнего рассекречивания документов МИ-5, во многом упускает главное. В реальности британская разведка сумела успокоить в какой-то мере страхи, которыми был окружен Кеньятта в Лондоне, особенно в отношении его коммунистических убеждений83.

И хотя карьеры Нкрумы и Кеньятты закончились по-разному, два этих человека попали в поле зрения британской разведки аналогичными путями. Подобно Нкруме Кеньятта оказался на прицеле у МИ-5, когда приехал в Англию. Родившись в крестьянской семье и воспитанный шотландскими миссионерами, Кеньятта впервые приехал в Англию в 1929 г. как руководитель Центрального союза кикую (КСА), чтобы учиться, как многие другие лидеры антиколониального движения в послевоенные годы, в Лондонской школе экономики. КСА была главной влиятельной группой, борющейся за земельную реформу в Кении, и Кеньятта был также редактором его журнала «Муигвитания», что означает на языке кикую «понимание». За его деятельностью в Лондоне наблюдал в Лондоне особый отдел, который собрал на него «большое досье». В 1930 г. в отдел пришло сообщение, что он, по-видимому, вступил в Коммунистическую партию Великобритании, и глава английских коммунистов Робин Пейдж Арно назвал его «будущим революционным вождем Кении». МИ-5 завела на Кеньятту досье три месяца спустя, получив от SIS рапорт, что он собирается ехать в Гамбург, чтобы принять участие в «негритянской конференции»84.

Без ведома британской разведки после поездки в Германию Кеньятта тогда отправился в Москву, чтобы учиться в Университете трудящихся Востока, который он посещал под псевдонимом Джеймс Джокен. В МИ-5 узнали о пребывании Кеньятты в Москве вскоре после его возвращения в Великобританию в конце 1933 г. от информатора особого отдела, который сообщил, что Кеньятта получил «указания» стать агентом Коминтерна. Генеральный директор МИ-5 сэр Вернон Келл лично передал эту информацию в министерство по делам колоний и комиссару полиции в Найроби. На протяжении семи месяцев МИ-5 перехватывала письма Кеньятты, который теперь жил на Кембридж-стрит в Лондоне, но эта мера не принесла такого успеха, на который рассчитывали: в довоенном Лондоне доставка писем была такой быстрой, что два раза Кеньятта жаловался на почте на то, что, как ему кажется, его почту вскрывали, потому что он получал ее с задержкой, – сомнительно, чтобы в наше время возникли подозрения на таком основании. Чтобы успокоить его подозрения, МИ-5 временно прекратила перлюстрацию его корреспонденции в июле 1934 г.85

МИ-5 продолжала собирать любую информацию о Кеньятте, который теперь учился в Лондонской школе экономики у известного антрополога Бронислава Малиновского. В 1936 г. начальник особого отдела в Кении посетил МИ-5 в Лондоне и доложил: «Кенийские власти относятся к этому человеку [Кеньятте] с немалым недоверием и считают, что это человек такого сорта, дела которого хорошо вознаградят некоторое к нему внимание». Как только разразилась Вторая мировая война, по распоряжению кенийской администрации МИ-5 снова начала активную слежку за Кеньяттой, получив ордер на перехват его корреспонденции и прослушивание телефона. Штабным офицером, ответственным за работу с Кеньяттой во время войны, был Роджер Холлис, который в то время руководил отделом, занимавшимся «подрывной деятельностью», – отделом F.

К 1940 г. Кеньятта переехал в Западный Сассекс. Его политические связи, по-видимому, ослабевали, и МИ-5 убедилась, что всякие подозрения в связях с коммунистами можно смело отмести в сторону. В годы войны интенсивная слежка со стороны МИ-5 за Компартией Великобритании, особенно с помощью микрофонов, которые сотрудники отдела Холлиса установили в штаб-квартире партии, выявила, что отношения Кеньятты с британскими коммунистами охладевают. В МИ-5 настолько расслабились в отношении политической деятельности Кеньятты, что в сентябре 1943 г. позволили ему читать лекции английским военнослужащим на тему Африки. В сентябре 1944 г. генеральный директор МИ-5 сэр Дэвид Петри отправил обобщающий отчет о Кеньятте начальнику разведки и безопасности (DIS) в Найроби. Петри писал, что МИ-5 поместила Кеньятту под длительное наблюдение в начале войны, но это не принесло сколько-нибудь интересной разведывательной информации: «КЕНЬЯТТА продолжает жить в «Хайовере», община Хис, Сторрингтон, Сассекс, в доме, котором проживают несколько человек, придерживающихся экстремистских левых взглядов или сочувствующих троцкистам, но он не привлекает к себе внимания ничем и вряд ли, я полагаю, может принимать активное участие в политике»86.