Британская разведка во времена холодной войны - Колдер Уолтон

О.Дж. Мейсон, который позже станет первым офицером связи по вопросам безопасности в Восточной Африке, вторил этой точке зрения, когда сообщал в министерство по делам колоний о речи, с которой выступил Кеньятта на Всеафриканском конгрессе, проводившемся в Манчестере в 1945 г.: «За последние несколько лет Кеньятта, по-видимому, вел довольно тихую и далекую от политики жизнь, а раньше был известен как антибританский пропагандист. Считается, что одно время он был коммунистом, но теперь он вроде бы поссорился с партией»87.

Несмотря на отчеты МИ-5, когда в 1946 г. Кеньятта возвратился в Кению после войны, его долгое проживание в Англии, и особенно поездка, которую он совершил в Советский Союз в 1932 г., стали предметом большой полемики и подозрений в Лондоне и Найроби. После объявления в Кении чрезвычайного положения в октябре 1952 г. колониальная администрация заявила, что во время его учебы в Москве его подвергли идеологической обработке, внушив ему коммунистические идеи, что он тайный шпион Москвы и что восстание мау-мау – это коммунистический заговор. Ведомство тайной пропаганды Великобритании – IRD не нужно было уговаривать изобразить Кеньятту коммунистом. Изображение Кеньятты коммунистом, а движения мау-мау – коммунистическим заговором было на самом деле мудрым шагом со стороны Лондона, чтобы получить поддержку Америки своих операций в Кении. Это была не колониальная война, как утверждали британские официальные лица в Вашингтоне, а доблестные достижения во время холодной войны, почти как в Малайе. Проблема была в том, что, в отличие от Малайи, не было существенных доказательств того, что Кеньятта или мау-мау имели какое-то отношение к коммунистическому движению.

Вскоре после объявления чрезвычайного положения 20 октября 1952 г. министерство по делам колоний поставило перед МИ-5 задачу – дать оценку коммунистических полномочий Кеньятты и участия коммунистов в восстании мау-мау. Благодаря своему упреждающему расследованию в отношении Кеньятты и его сподвижников в Англии начиная с 1930-х гг. у МИ-5 имелись объемные досье, из которых можно было почерпнуть информацию. 10 ноября 1952 г. было созвано совещание руководящих сотрудников отдела OS МИ-5 и представителей министерства по делам колоний, включая двух колониальных чиновников с большим стажем Джаксона Бартона и У.Х. Ингрэмса. После совещания Герберт Лофтус-Браун из отдела OS записал: «Я очень хочу как можно скорее задокументировать наши основные точки зрения на расовые беспорядки в Кении для Министерства по делам колоний, чтобы оно не делало представлений правительству Кении, которые идут вразрез с информацией, имеющейся в наших досье»88.

Как это было с Нкрумой, интенсивная слежка МИ-5 за Компартией Великобритании дала ей уникальную возможность высказать свое мнение о связях Кеньятты с коммунистами и о том, что лидеры Компартии Великобритании думают о мау-мау. 22 ноября МИ-5 отправила в министерство по делам колоний следующее письмо: «…Мы не увидели ничего, что навело бы на мысль о вторжении коммунистов в деятельность мау-мау. Руководствуясь своими собственными теориями, международное коммунистическое движение должно поддерживать любую колониальную группу, которую можно подогнать под категорию «национально-освободительное движение», но во время нынешнего чрезвычайного положения в Кении признаки вмешательства или поддержки со стороны коммунистов можно найти лишь в их пропаганде, и даже она кажется не очень хорошо информированной. Почти нет сомнений в том, что этот Кеньятта сам озабочен исключительно продвижением дела племени кикую, а интересовался он делами Советского Союза и международными коммунистическими организациями за рубежом лишь до тех пор, пока коммунисты готовы оказывать ему помощь»89.

Успокаивающая оценка МИ-5 в отношении Кеньятты, как и оценка Нкрумы, была совершенно правильной. Документы из бывших советских архивов, ставшие доступными лишь недавно, показывают, что во время его пребывания в Москве в январе 1932 г. КГБ действительно пытался завербовать Кеньятту, но подобно многим другим лидерам антиколониальных движений, которые посещали Москву в 1930-х гг., его больше ужасало, нежели вдохновляло пребывание там. В 1951 г. отчет офицера связи МИ-5 по вопросам безопасности в Южной Родезии Боба де Кехена показал, что Кеньятта испытал разочарование от пребывания в Москве почти двадцатью годами раньше. Одному источнику в полиции Южной Африки Кеньятта рассказывал о случаях расизма, свидетелями которых он стал, находясь в Советском Союзе: он был свидетелем, как Альберта Нзулу – первого генерального секретаря Компартии Южной Африки выводили с митинга в Москве двое офицеров ОГПУ, и, очевидно, больше никто не видел его живым. Когда Кеньятта был в Москве, один из членов политбюро обвинил его в том, что он представитель «мелкой буржуазии», на что Кеньятта якобы ответил: «Мне не нравится слово «мелкий». Почему вы не скажете, что я крупный буржуй?» Он покинул Советский Союз не переубежденным, не изменившим своим взглядам и уж точно не коммунистом. Напротив, Кеньятте нравилась его жизнь в Англии, и к тому времени, когда он покинул ее в 1946 г., он стал чем-то вроде англофила. В Лондоне он вел богемный образ жизни, пил буквально горючий нубийский джин, был статистом в фильме Александра Корды 1935 г. «Сэндерс с реки». Великобритания была тем местом, где изменилась жизнь Кеньятты; она дала ему первоклассное образование и любовь жены-англичанки. Он не мог этого забыть90.

МИ-5 использовала информацию, полученную о Кеньятте, чтобы сформировать реакцию Великобритании на восстание мау-мау. Некоторые колониальные чиновники, особенно Джаксон Бартон, использовали эту информацию, чтобы помешать попыткам своих воинствующих коллег в Министерстве по делам колоний представить Кеньятту коммунистом, а само восстание – коммунистическим заговором. Споры между Ингрэмсом, который продолжал утверждать, что Кеньятта – коммунист, и Бартоном, который опирался на информацию МИ-5, были накаленными и до сих пор представляют собой потрясающе интересное чтение. В конечном счете МИ-5 и Бартон сумели успокоить страхи в Лондоне о коммунистических взглядах Кеньятты. Им удалось, например, заблокировать попытку пропагандистов из IRD утверждать, что восстание мау-мау – это часть международного заговора, организованного Москвой, и что Кеньятта – агент Москвы. Сэр Джон Шоу, руководивший отделом OS, написал 23 декабря 1953 г. в министерство иностранных дел в недвусмысленных выражениях: «Я не видел ничего, что дало бы мне повод предположить, что восстание мау-мау каким-то образом связано с коммунистами или его следует рассматривать как кампанию коммунистов по «колониальному освобождению»… Тем африканским политикам, которые борются за национальную независимость, получив ранее некоторое представление о коммунизме, характерно то, что, когда они возвращаются на свою родину, они адаптируют то, чему они научились, к потребностям местной ситуации; сохраняя, возможно, какие-то марксистские взгляды, они ни в каком смысле не могут считаться коммунистами, так как они не придерживаются политики Партии. Они озабочены своими собственными «национально-освободительными» амбициями и не являются проводниками стратегии международного коммунизма. Следовательно, их деятельность следует рассматривать на фоне местной политической ситуации. Нет никаких указаний на то, что Джомо Кеньятта или другие вожди мау-мау являются исключениями из этого правила»91.