Вилла Пратьяхара - Катерина Кириченко

— Будем носить цветы на могилку, — продолжает Жанна.

Двумя пальцами я поднимаю хвостик, делаю круг по террасе и, наконец, бросаю его в море.

Чаще всего именно так и бывает, — не виноват никто. Просто «так сложилось». Упс… На сердце легла тяжесть и ощущение надвигающейся беды, настроение снова безнадежно испорчено.

Насос в кладовке таки нашелся. Вытащив надутое четырехметровое чудо на край террасы, кинув на дно два пластиковых весла и вытерев влажный лоб, я морщусь и оглядываюсь по сторонам. Солнце уже перевалило за гору и через час откровенно стемнеет. Затея кажется все все бредовее и бредовее.

Ровно в шесть из-за скалы раздается короткий свист.

— Можешь спокойно выходить. Жанна ушла провожать друзей, съезжающих из отеля, — говорю я.

— Ого! Первая удача!

Стас по-воровски озирается и вылезает из своего убежища. На нем нет ничего, кроме плавок. Сиреневых. Очень неудачно подчеркивающих голубизну его бледного тела. На груди алеют два воспаленных прыщика, один из них с беловатой гнойной головкой. Лицо покрывает нездоровый румянец, отросшие волосы всклокочены и торчат во все стороны, во взгляде мелькает недавно появившаяся там безуминка (след пещерной жизни?).

— Выглядишь ты просто супер, особенно для романтической прогулки по воде, — говорю я.

Стас осматривает себя с головы до ног, сковыривает отросшим ногтем гнойник на груди и брезгливо вытирает палец о плавки.

— А что ты хочешь? Сама б поработала пещерным человеком.

Я только вздыхаю.

— Может, ну ее, эту лодку?

— Не-не-не, дд…ддетка… — Стас подталкивает меня к краю террасы. — Все уже решено. Шампанское раздобыла?

Я показываю на торчащее из сумки горлышко.

— Пришлось покупать у Лучано. У него после русских весь отель в шампанском и коньяке. Уступил мне по дешевке.

— Русских? — настораживается Стас.

— Ну да. Жанна с собой притащила. Не беспокойся, они сегодня уезжают. Вчера хотели, да дождь помешал. Если выглянуть со второго этажа, то их прекрасно видно. Выезжают с такой же помпой, что и заезжали. На четырнадцатиметровой яхте.

— Ниче-ниче… И у нас тоже такая будет. Не вечно будем на веслах-то грести. Держи свой край. Раскачиваем и на счет три бросаем. Поняла? Поехали. Раз. Два. Три!

Лодка с брызгами шлепается в воду. Вслед ей летят весла, а затем и Стас.

— Ну, что встала? — орет он уже из воды. — Прыгай давай!

Я раздеваюсь до купальника и в нерешительности смотрю на свою одежду.

— Оставь ее там. Нафиг она тебе на лодке? Главное, шампанское кидай метко, если промажешь, сама за ним нырять будешь, — кричит Стас, уже забравшись в шлюпку и пытаясь приделать к бортам весла. — Давай-давай, поторапливайся! Прилив, воды дофига, рифы глубоко, не разобьешься. Эх, прокачу!

Последний раз оглянувшись на лиловые скалы и белеющую на их фоне «Виллу Пратьяхару», я прыгаю.

Втащив меня в лодку, Стас поворачивается спиной к горизонту и налегает на весла. Покачиваясь на небольших волнах, наше неустойчивое суденышко медленно набирает скорость. Сгущаются сумерки. Вода вокруг нас темнеет, становится из голубой темно-синей, почти черной. Рыбацкие баркасы на горизонте начинают зажигать прожектора.

— Далеко ты собрался-то? — спрашиваю я минут через десять. — Может, уже достаточно? Скоро совсем темно станет.

Стас оглядывается через плечо и всматривается в море. Впереди торчат острые макушки рифового барьера, за которым начинается настоящая глубина.

— Еще немного и приехали.

— Куда? Мы что, плывем в какое-то конкретное место?

— Сейчас увидишь… — гребец хитро подмигивает, не переставая работать веслами. — Сюрприз. Романтик у нас или не романтик? Можешь уже начинать доставать шампанское и то, что я еще просил.

Лодка поворачивает и направляется теперь прямо к опасно торчащим рифам. Я достаю стаканы и запотевшую, но все еще холодную бутылку.

— Не нравится мне все это, — говорю я, неуютно поеживаясь.

— Сейчас понравится, — опять подмигивает Стас.

Подплыв к рифам, он набрасывает на один из них веревочную петлю и лодка застывает на месте.

— Готово, — удовлетворенно потирает руки Стас. — Достала, что я просил?

Я недоуменно протягиваю ему кухонный нож и фонарик. Рассмотрев их и оставшись доволен, Стас откладывает их в сторону и берется за бутылку. Раздается праздничный хлопок и пробка падает в море. Пена наполняет припасенные мной стаканы, шипит, переливается через край. Стас встает, и мне кажется, что он даже немного волнуется.

— Дд…ддетка! Ты не представляешь, насколько этот миг важен для меня, — начинает он, торжественно подняв руку со стаканом. — Видит Бог, я всегда хотел бб…ббыть с тобой! Честное слово! Клянусь, чем хочешь! Ты знаешь, как я всегда зз…ззаботился о тебе. Всегда думал о нас двоих, поддерживал тебя, ничего для тебя не жалел. И всегда надеялся, что ты это оценишь и отплатишь мне тем же. Порой мы расходились с тобой во взглядах, и это нормально. Все так живут. Но это ничего. Главное, это то, что мы всегда находили какой-то компромисс, и то, что у нас было желание его находить. Не скрою, решиться на то, что я делаю сс…ссегодня, мне было очень непросто. И это мягко сказано. Дико, нечеловечески непросто! Но ты не оставила мне никакого выбора и… Короче, все, что не делается, к лучшему! За нас! И за то, что бы у нас все было хорошо!

Мы чокаемся, и Стас залпом осушает свой стакан. Я делаю несколько глотков и рассматриваю поднимающиеся со дна пузырьки газа.

— Почему ты говоришь о нас в прошедшем времени? — спрашиваю я.

— Разве? — удивляется Стас. — Не заметил. Не обращай внимания.

— Ты действительно согласен, что я правильно решила про деньги? То есть ты не просто подчиняешься мне, а именно согласен с моим решением?

— Да, дарлинг. Все решения на самом деле принимаем не мы, а там… — он смотрит на небо, — за нас. И наше дело не сс…сспорить и смириться с неизбежным. Мне было очень тт…ттяжело, я сбил кулаки о стену, — Стас показывает запекшиеся ранки на костяшках рук, — когда ты ушла позавчера, я не спал всю ночь, я рычал от боли, не фф…ффизической, а душевной, но я все понял и смирился.

— И ты никогда меня в этом не упрекнешь?

— Никогда. Можешь мне верить.

— Я верю тебе. Просто, ты же понимаешь… покой дороже денег. Есть вещи в жизни, дороже денег. Да? Ты правда понимаешь?

— Разумеется, я все понимаю. Ты не могла по-другому.

— Да. Я просто не могла. От этих денег было бы одно зло. Мы бы расплачивались до конца своих дней, страхом, ужасом…

— Я понимаю. Даже больше, чем ты предполагаешь. Я не наивен. Пей!