Век Екатерины Великой - София Волгина

Орлов наморщил лоб.

– Не знаю, думаю, лет ему сорок али сорок пять.

– Как раз! Пожил, послужил, набрался опыта. Сумел манифест об отречении Петра Федоровича составить в нужный для меня и отечества момент.

– С манифестом он весьма постарался, – заметил с иронией Орлов. – Ненавидел почившего Петра всей душой – понеже, было время, император не давал проходу его молодой красавице-жене… И в Сенате, коли припомнишь, Григорий Николаевич секретарствовал для тебя, когда ты впервые там появилась!

Екатерина живо вспомнила период жаркого увлечения Петра Федоровича Тепловой, ее письмо на четыре страницы – и реакцию покойного императора на оное письмо.

– Согласна, – сказала она задумчиво. – И причины веские для того у него были. Хотя… не внушает он мне отчего-то доверия.

– Не внушает? – озадачился граф Орлов.

Екатерина призадумалась, затем живые глаза ее оборотились на Григория Григорьевича.

– Так. Олсуфьев, Теплов, а третьего я токмо сию минуту припомнила: Елагин!

Григорий поднял высокие брови: он делал так, подражая Екатерине, когда что-то ему было неясно.

– Кто он и чем хорош? Я будто бы слышал таковую фамилию.

– Он – верный человек. Кстати, лет всего лишь на пять старше меня, но уже тогда, когда я токмо приехала в Россию, начал быстро лысеть. Сейчас, думаю, волос и вовсе не осталось на голове. – Екатерина сощурила глаза, видно, вспоминая его. – Мы были в товарищеских отношениях с ним.

Она не стала говорить своему фавориту, что тот был доверенным лицом графа Понятовского.

– Когда канцлер Бестужев был арестован по подозрению в государственной измене, – как раз и меня записали в заговорщицы, – Елагин, служивший при нем, не предал его и был сослан в Казанскую губернию. Вот я его оттуда и извлеку. Пусть еще послужит отечеству. Тем паче, что Алексей Петрович, не успев вернуться из ссылки, протежировал мне его.

– Да, пожалуй, было бы справедливо вернуть верного человека, – паки согласился граф. – Кстати, вспомнил: не он ли известен как поэт, складывающий скабрезные стихи? Кое-какие я слышал, и мне они совсем не пришлись по душе.

Теперь пришла очередь поднять высоко брови Екатерине Алексеевне.

– Не слыхала… хотя сказывали, что пописывает стихи. Ужели и скабрезные писал? – Екатерина скривила пухлые губы, посмотрела выжидающе на фаворита. Тот пожал плечами.

Наведя порядок на столе с бумагами, через минут пять Екатерина вынесла свое решение:

– Итак, Гришенька, в моей канцелярии будут работать: Олсуфьев Адам Васильевич, Елагин Иван Перфильевич и Теплов Григорий Николаевич. Пока хватит мне троих, а потом поглядим – может еще кого привлечем к делам государственным. Знаешь, отчего все-таки Елагин? Сведущ он в делах принятия челобитных. К тому же состоял в дворцовой канцелярии и в комиссии о вине и соли. Я думаю еще поставить его директором по спектаклям и придворной музыке – актерство у него в крови. Пусть они с Федором Волковым займутся нашими театрами.

– А что они будут делать? И где? У тебя в кабинете, вместе с тобой? – ревниво спросил Орлов.

Екатерина улыбнулась.

– Григорий Григорьевич, дорогой, Зимний дворец большой, у каждого будет свой кабинет. А что будут делать? Ну, милый мой… – Екатерина поудобнее устроилась в кресле и принялась объяснять: – Во-первых, будут принимать челобитные на мое имя, будут передавать мне жалобы на волокиту в учреждениях. Во-вторых, будут они дежурить в моей приемной и являться по первому вызову – мало ли срочные дела объявятся? В-третьих, каждый из них ежедневно должон делать мне доклады по своей работе. После моей резолюции по каждому прошению секретари будут рассылать документы в Правительственный Сенат и другие государственные учреждения. Люди они не особо богатые и родовитые, уповаю на их добросовестную работу. Коли будут хорошо работать, стало быть – поднимутся по служебной лестнице. Думаю в будущем обеспечивать государственных работников пенсионом по старости, дабы были у них средства на проживание. Плохо разве?

Орлов всегда с неподдельным восхищением наблюдал, как она работает.

– Ты знаешь свое царское дело так, словно всю жизнь оным занималась, – сказал он с легкой лестью.

– Нет, дорогой, – с грустной улыбкой опровергла она его предположение. – К подобным делам императрица Елизавета меня не допускала. Впрочем, покойный муж просил меня заниматься маленьким Голштинским герцогством. Там я кое-чему научилась. А теперь вот разбираюсь с текущими и запущенными государственными делами здесь. Главный делец, Петр Иванович Шувалов, умер, и не с кого теперь спросить.

Орлов стоял в кабинете императрицы у второго, широкого стола, рассматривал карты. Екатерина сидела за столом поменьше, перебирала бумаги. Через час они должны были ехать к Шкурину, навестить маленького сына Алексея. Екатерина нервничала: на сей раз будет токмо третий случай, когда она увидит малютку. Она не раз размышляла о себе как о безобразной матери, коли может жить, оставив ребенка на чье-то попечение. Но каков же выход? Объявить народу, что у нее сын от Орлова? Навряд ли понравится простым православным людям известие о ребенке, рожденном вне брака.

Она сама здесь на птичьих правах. Когда цесаревна Елизавета учинила переворот, та имела полное право на трон, будучи по крови Романовой, а кто она, Екатерина? Узурпаторша в полном смысле слова. Паки императрица в душе поблагодарила государыню Елизавету. Ежели бы она не отобрала у нее старшего сына, Павла, то вряд ли она теперь смогла бы отдать младшего. А ныне – как будто так и надобно. Тайный ее ребенок спрятан надежно в достойной семье. Навещай его – и все! Конечно, она будет заниматься его судьбой, купит ему состояние, даст фамилию. Дальше же – жизнь покажет.

– Как я устала разбираться со всеми заговорщиками, подпольными моими друзьями! – сказала она раздраженно.

Орлов круто обернулся к ней:

– Заговорщики? Кто таковые?

Екатерина подняла на него усталые глаза:

– Те самые, которые возвели меня на престол. Я и ведать не ведала, колико их вокруг моей особы.

Орлов широко улыбнулся, открывая белоснежные ровные зубы:

– А ты, бедняжка, томилась, страдала от одиночества и страха. Колико раз жалилась, что кругом одна, хоть волчицей вой. – Он со значением посмотрел ей в глаза, сказал нежно, но с нажимом: – А я для тебя – единственный свет в окошке. Твой волк.

– Волчище, а не волк, – мгновенно парировала она.

Екатерина сразу поняла, что он намекал на то, что она никак не решится выйти за него замуж официально, но решила сделать вид, будто не поняла, что он имел в виду.

– Разве не таковое было время? Я с содроганием думала о ссылке в дальний монастырь, подобно Лопухиной, жене Петра Великого. Ведь сие так просто делается в России.

– Ну, у той Лопухиной мужем был Великий Петр, а у тебя какой-то телок. – Последнее слово Григорий Орлов произнес с видимым удовольствием: он никогда не упускал возможности поддеть лишний раз покойного императора.