Фамильяр для Корявки - Натали Гетце

— Этот колдун украл лошадь у Голода! Его должны казнить за его дерзость! А вы великий всадник собираетесь его отпустить⁈

— Это проблемы Голода, — грубо ответил Война и пламя на его теле вспыхнуло ещё сильнее. — Будет лучше следить за своими вещами. Этот же человечек, — Война ткнул в сторону Корявки, — мой!

Повернувшись спиной к Стефану и молчащему от страха всё это время совету всадник, приблизившись к нам произнёс:

— Я перенесу вас в одно тихое, милое местечко, если позволите? Один день покоя, наедине, в дали от проблем вы явно заслужили.

— К чему этот широкий жест Война? — вместо ответа недоверчиво спросил тёмный колдун. — Почему не позволил им казнить меня, какое-никое, а развлечение для тебя?

— Потому, что это всё так мелко, позволив им убить тебя я не получу ничего, — всадник развёл руки в стороны.

— Можно подумать, оставив меня в живых ты что-то получишь!

Война улыбнулся, так открыто и не наигранно, что мне вдруг стало очень страшно, мурашки побежали у меня по коже ещё до его ответа Корявке:

— Из всех присутствующих здесь, ты единственный кто может разжечь войну, сотворив такой Армагеддон, что даже ад покажется раем. Вот это мой размах, это то, что достойно Войны.

— С чего ты взял, что я собираюсь это сделать?

— Я не взял, я это знаю. Я это видел! — говоря последнюю фразу Война почему-то посмотрел на меня. — Я подожду, — добавил он, бесцеремонно отправив нас с Корявкой куда-то.

Глава 41

Единение

Глава 41. Единение

Если путешествие по порталу, которое я осуществила, следуя за Корявкой оставило во мне неизгладимые приятные впечатления, то метод, которым Война отправил нас к чёрту на куличики мне совсем не понравился. Я, словно находясь в тесной кабине лифта сорвавшись несусь на бешеной скорости в шахту лифта, где мне суждено разбиться. Вот только несусь я не только вниз, но иногда ещё и в стороны. К горлу то и дело подступает тошнота и я благодарю своих палачей, что они меня не покормили перед казнью, иначе быть мне и крепко прижимающему к своей груди меня Корявке в не до конца переваренной моим желудком еде.

Перед глазами, то и дело мелькают какие-то яркие картинки, расплывающиеся почему-то в разные стороны грязными, мутными пятнами. Когда в глазах начинает рябить, колдун ещё крепче сжимая меня, шепчет мне на ухо:

— Мы почти на месте, зажмурься. Так легче будет перенести посадку.

Не спрашивая о какой посадке идёт речь, я просто сделала так как, он говорит. И хорошо, что послушалась, мощная воздушная волна сильно ударив, швырнула нас на что-то мягкое и горячее. Я старалась лежать бездвижно, но всё равно погружалась во что-то. Поднимая меня Корявка произнёс:

— Можешь уже открыть глаза.

Распахнув глаза я, оседая от усталости пережитых мной дней, ахнула. Вокруг меня до самого горизонта простиралась бескрайняя разноцветная пустыня. Пустыня, в которой словно полотно художника, горы песка были разукрашены краской мастера, творящего свой шедевр.

— Что это за место? — с восторгом ребёнка спрашиваю я.

Опустившись рядом со мной Корявка приобняв меня отвечает:

— Радужная долина.

— Интересно почему Война отправил нас именно сюда?

— Наверное думал, что такое буйство красок заставит тебя отвлечься и не думать о том, что ты пережила.

Перед глазами тут же пролетела моя казнь, словно кадры киноленты. Вот я стою с петлёй на шее, а вот я, потеряв опору под ногами пытаясь её найти только больше затягиваю петлю, перекрывая себе доступ к кислороду. Перед глазами вспыхивают разноцветные пузырьки, точно такие же, как пески этой долины.

Сглотнув подступивший к горлу ком, я честно признаюсь:

— У него не получилось, — но уловив боль и оттенок вины в глазах Корявки тут же перевожу тему. — Ты знаком со всеми всадниками?

— Косвенно.

— Это как?

— Некоторых просто видел, с некоторыми имел неудовольствие общаться лично.

— И какие они?

— Самовлюблённые.

— Все всадники мужчины? — зачем-то спрашиваю я.

— Нет, только Война и Голод. Смерть и Чума женщины, если этих мерзких баб вообще можно так назвать.

Хочется спросить что-то ещё чтобы разрушить тот холод и неловкость, что вдруг образовались между нами, но я не нахожу слов. Отчётливо понимаю, что чувство вины отдаляет от меня моего мужчину и ничего не могу с этим поделать.

«Но как же так⁈», — досада съедает меня изнутри. — «Неужели я позволю какому-то глупому чувству вины и тревоги разрушить всё то, что было между нами⁈»

Ответ появляется в голове мгновенно. Нет, не позволю!

Отстранившись от мужчины я, ловко запустив пальцы ему в волосы притягивая его за затылок обрушиваюсь на его губы в требовательном отчаянном поцелуе. Корявка отвечает на мой поцелуй и даже углубляет его, просунув в мой рот свой язык. Из меня вырывается тихий стон удовольствия и словно опомнившись мужчина отстраняется.

— Агата сейчас не лучшее время. Ты много чего пережила, тебе нужно набраться сил.

Пытаясь повалить его на песок я надломленным голосом отвечаю:

— Вот именно, я много чего пережила за эти дни и сейчас мне нужно просто забыть об этом хотя бы ненадолго, чтобы не сойти с ума, — ласково проведя по его груди рукой я шепчу ему в губы. — Помоги мне забыть это. Заставь не думать ни о чём кроме тебя.

Я вижу по лицу мужчины, как желание борется с сомнениями. Судорожно выдохнув он грубо обрушивается на мои губы сминая их. Ликуя в душе, я пытаюсь снова повалить его на спину, но он упирается.

— Нет.

— Но почему? — чуть не плача растеряно спрашиваю я.

Оставив ещё один, но на этот раз беглый поцелуй на моих губах он, поднявшись на ноги подав мне руку, помогая подняться произнёс:

— Не хочу потом песок выковыривать из всех труднодоступных мест. Пойдём в дом.

Потянув меня за руку, он направился в сторону ближайшего холма из песка.

— А тут, что есть дом? — запоздало спросила я.

Мы уже забрались на вершину разноцветного холма внизу которой простиралась степь из песка посередине которой стоял небольшой дом. Молча переглянувшись мы побежали к нему.

Переступив порог, отведённого в наше сегодняшнее распоряжение дома, мы одновременно, яростно накинулись друг на друга с поцелуями. Из-за того, что в нахлынувшей на нас страсти не было чёткого доминанта, поцелуи, несмотря на всю испытываемую нами похоть получались смазанными и мимолётными, касаясь поверхности кожи лица, шеи, ключиц, губ, так же быстро и ощутимо, как жало осы при укусе, отравляя разгоняемую сердцем кровь безумной жаждой. Утолить и насытить которую способен только жар