Мальчик, сделанный из кубиков - Кит Стюарт

– Это кафе находится в Лондоне?

– Да. Но потом… через несколько дней папин брат погиб. У моего папы есть фотография этого кафе, и он везде носит ее с собой. Он вам тоже ее покажет, если захотите.

– Из-за этого оно важно?

– Да, потому что папа всегда помнит его. И от этого ему делается грустно и радостно. Некоторые здания важные, потому что большие, а некоторые – потому что в них воспоминания. Я думаю, что папин брат теперь живет там.

– Твоему папе, наверное, было очень тяжело?

– Это тяжело, но папа продолжал жить. Когда мне страшно, они с мамой говорят мне…

Он оглядывается, и я машу ему рукой. Несмотря на темноту, он замечает меня в толпе людей – и смотрит прямо на меня. Не себе под ноги, не в сторону. Прямо на меня. Впервые за все время. Я уже знаю, какие слова он сейчас произнесет, и когда он их произносит, я беззвучно шепчу их вместе с ним.

– Жизнь – это приключение, а не прогулка. Потому-то это и трудно.

Кажется, сердце готово выскочить у меня из груди и взорваться фейерверком любви и гордости. Я оборачиваюсь, чтобы что-то сказать Джоди, но не в состоянии найти слов.

«Потому-то это и трудно». Потому что жизнь – необыкновенная штука и дана не просто так, а такие вещи дорого стоят. Нужно быть терпеливым, сильным и готовым ко всему. Большую часть этого приключения я был дураком – видел в Сэме препятствие, нечто такое, с чем нужно справиться. Но это было неправильно. Сэм был проводником. Он всегда был моим проводником.

Выходит, в моей жизни он – ведущий.

– Пожалуйста, можно я теперь пойду к маме с папой?

– Ну конечно. Ты молодчина, Сэм.

Сэм спускается со сцены, осторожно преодолевая ступеньку за ступенькой. Снова слышатся аплодисменты, поначалу негромкие, но уверенно набирающие силу. Сэм принимается крутить головой по сторонам, зрители расступаются, чтобы он мог пройти, потом кто-то показывает на нас, он бежит. Наклоняюсь, чтобы встретить его, и распахиваю ему объятия, он бросается прямо в них.

– Я построил его для тебя, – говорит он.

– Знаю.

– Я почти победил.

– Не почти. Ты победил.

Вокруг нас поднимается шквал аплодисментов и одобрительных возгласов, но я вижу и слышу только моего сына.

Хитроу, воскресное утро. Вчера вечером, когда возбуждение улеглось, мы решили снять номер в отеле неподалеку от аэропорта, чтобы проводить Эмму. Теперь вся наша невыспавшаяся разношерстная компашка окружает ее в зоне вылета в бескрайнем пятом терминале. Вокруг нас спешат к стойкам регистрации пассажиры, толкая перед собой тележки, нагруженные штабелями пузатых пластиковых чемоданов. Ребятишки, заспанные и растерянные, плетутся за родителями, пытаясь разобраться в незнакомых звуках и картинах. В аэропортах всегда присутствует эта странная смесь возбуждения и страха, даже у тех, кто никуда не летит.

– Терпеть не могу долгие проводы, – фыркает Эмма, в то время как мы бестолково топчемся вокруг нее, не очень понимая, что делать.

В своей необъятной толстовке с капюшоном и спортивных штанах она с одинаковым успехом может как лететь в Рио, так и спешить на занятие по пилатесу. Мама, успевшая воссоединиться с блудной дочерью на краткий миг и вынужденная вновь с ней прощаться, суетится, пытаясь хоть напоследок окружить ее максимумом заботы:

– Ты берешь с собой в салон увлажняющий крем? А салфетки? А такие специальные гольфы? Ну, которые предотвращают этот, как же его? Синдром токсического шока?

– Я думаю, ты имеешь в виду тромбоз глубоких вен, мама, – говорит Эмма. – И я далеко не в первый раз лечу на самолете, так что как-нибудь разберусь. Но спасибо за заботу.

Сэм стоит у окна чуть поодаль, глядя на то, как в небо один за другим с ревом взмывают самолеты. За утро он успел уже несколько раз рассказать нам про турнир по «Майнкрафту». Начиная с того момента, когда он проснулся, потом про то, как он позавтракал, потом про то, как ехал, – как будто сам пытался осмыслить все события вчерашнего дня. Если не считать этого, он странно спокоен и отрешен – мы, судя по всему, за последние сутки перегрузили его своими гордостью и любовью.

Все эти мысли крутятся у меня в голове в тот миг, когда Дэн, театрально прокашлявшись, произносит дрожащим голосом:

– Эмма, можно тебя на пару слов?

С этими словами он отводит ее в сторонку, за вращающуюся стеклянную дверь. Мы все в молчаливом замешательстве смотрим, как он что-то говорит ей, показывая лист бумаги. Потом она кивает, потом вдруг повисает у него на шее, а Дэн подхватывает ее и на миг отрывает от пола.

– Что они делают? – спрашивает Сэм.

– Понятия не имею, – отзываюсь я.

– А я догадываясь, – говорит Джоди.

Обратно они возвращаются, держась за руки, с идиотски счастливыми лицами.

– Ну, в общем, – говорит Дэн, – я лечу с Эммой.

И он, как в дурацкой романтической мелодраме, показывает нам купленный в последнюю минуту явно за сумасшедшие деньги билет в Рио.

Поднимается визг, писк и смех, потом они опять обнимаются, но никто, кроме нас с Сэмом, не проявляет совершенно никаких признаков ни потрясения, ни изумления. Мы стоим, сбившись в кучу, и смотрим, как перед нашими глазами разыгрывается сумасшедший спектакль.

– Я не понимаю, что происходит, – говорит Сэм.

– Я тоже, – вторю ему я.

– Смотри, береги этого молодого человека, – говорит мама Эмме.

– Обязательно. Прости меня, мама. Я больше не буду пропадать, обещаю. На этот раз все будет по-человечески.

– Знаю. Может, я даже как-нибудь прилечу к тебе в гости, кто знает.

– Прилетай.

Пока мама дает Эмме последние наставления, я отвожу Дэна в сторонку.

– Ты как?

– Да все в порядке. Если не считать того, что это просто дурдом. Еще неделю назад в это время у меня была работа и квартира, а сейчас я лечу в Бразилию.

– Была квартира?

– Я намерен ее продать. Не знаю, сколько времени нас не будет, а морочиться со сдачей мне неохота. Хочу начать все с чистого листа. Прости, друг. На это всяко уйдет несколько месяцев. Этого времени тебе как раз должно хватить.

– На что хватить?

– Чтобы разобраться в ваших отношениях с Джоди.

– Ясно.

– Я серьезно, дубина ты стоеросовая. Джоди даст тебе второй шанс. Ты должен его принять.

– Надеюсь. Я так и сделаю.

– И займись кафе. Ты справишься. Как говорил Дарт Вейдер, это твоя судьба.

– Хм, ну, в таком случае судьбе не мешало бы подкинуть мне стартовый капитал.

Он с загадочным видом ухмыляется уголком губ и хлопает меня по спине.