Метро 2033. Пасынки Третьего Рима - Татьяна Живова

Кожан в ответ длинно и прерывисто вздохнул и вдруг тихо проговорил:

– Может быть, ты и права… Но… Устал я, Мартышка… Веришь? Устал. Еще эта… внешняя политика, чтоб ее… Вертеться, прогибаться перед одними… изображать из себя злобного Бармалея – перед другими… Задрало это все!.. Старею, наверно.

Чуткий слух Марка уловил шорох. Словно один человек быстро придвинулся к другому и крепко обнял его. Снова тихо скрипнула кровать.

– Чшшш!.. Тише, мой вождь!.. Тише, – теперь Существо говорила слегка невнятно, как будто ей что-то мешало, и живое воображение Марка тут же нарисовало ему сирену, прильнувшую щекой к твердому, с рельефными мышцами, плечу Кожана. Плечу воина, охотника, защитника – мужчины! – который, кажется, сейчас сам нуждался в поддержке и защите. Как там любили говорить на их станции? Мужчины не плачут? Ню-ню!

Кожан, естественно, не плакал, но от его безжизненного голоса Марку стало не по себе. Он привык видеть вождя сильным, уверенным, жестким и полным взрывной и опасной энергии. А тут…

«Постарайся не удивляться всему, что ты, возможно, еще откроешь в нем в дальнейшем», – попросила его тогда Существо. Теперь у юноши словно пелена с глаз упала. Грозный и жестокий вождь, перед которым трепетал чуть ли не весь Серый Север и которого боготворил каждый пацан в Алтуфьево, оказался не супергероем, не божеством, а… обычным человеком из плоти и крови. Живым, чувствующим, со своими собственными проблемами, заботами, горестями, страхами… Со своей болью… Которую он день за днем, год за годом вынужден был держать в себе, не смея расслабиться, не смея довериться, раскрыться и показать свою уязвимость никому в мире. Никому, кроме…

Кроме.

То, что Мартиша была женщиной его вождя и волчицей его вожака, Крыс – будучи от природы парнем неглупым и наблюдательным – понял чуть ли не сразу, как только увидел их манеру общаться между собой. И вот теперь, только что, его догадка подтвердилась. Сейчас Марк уже ничуть не сомневался в том, что отношения этих двоих заходят гораздо дальше, чем просто дружба и деловое, или какое-то еще сотрудничество двух взрослых и абсолютно самодостаточных людей.

В комнате снова скрипнуло.

Крыс почувствовал, что краснеет, и тихонько попятился прочь от двери, за которой двое взрослых людей вели свои взрослые разговоры, решали взрослые вопросы и занимались прочими взрослыми делами.

…А он-то, он все это время думал, что уже давно не ребенок! Гордился, что знает обо всем, что происходит на станции… А взрослая жизнь – с ее недетскими заботами, секретами и планами – меж тем катилась мимо него! И теперь оказалось, что все устои, ранее казавшиеся ему, мальчишке, незыблемыми – уклад жизни и взаимоотношения на станции, неоспоримая власть вождя и его авторитет… да и сам вождь – все это на самом деле совсем иное! Уж если даже сам Кожан ставит под сомнение вопрос устойчивости своего статуса среди алтуфьевцев и опасается, что не сможет с ними справиться, если вдруг те захотят его сместить…

Глупый, наивный мальчишка! Слепой щенок! Ты мнил себя взрослым? Вот тебе настоящая взрослая жизнь! Получи!

«Но неужто Кожан вынашивает планы переселения алтуфьевцев Наверх? – думал Марк, бесшумно пробираясь к своей двери. – И еще про какой-то союз с Содружеством говорил… Разве такое возможно? Мы же враги с ТриЭс… Эх, жалко, что у Мартиши нельзя будет потом узнать подробнее – ведь тогда придется признаваться, что подслушивал…»

Марк все же не успел как следует поразмыслить над тем, что именно – благо или вред несут его общине планируемые Кожаном изменения. И как он сам – Марк О’Хмара – относится к этим планам вождя и к открывшемуся ему истинному положению дел на станции. Лишь только голова его коснулась остывшей и приятно холодящей висок подушки, как скавен моментально отключился от всего, происходящего в окружающем мире.

Наступившее утро невинно хлопало заспанными голубыми глазенками, зевало во всю ширь горизонта и изо всех сил делало вид, что оно вовсе даже и не в курсе, чем занимались почти полночи обитатели и гости Длинного Дома на Сеславинской – вместо того, чтобы спать, как все нормальные люди. Нет, одним, видите ли, приспичило строить стратегические планы по переустройству мира, другому… точнее, третьему – играть в шпионов!..

Как ни странно, проснулись все трое бодрыми, выспавшимися и готовыми к подвигам. У Крыса даже головная боль прошла.

Войдя в кухню, Марк во все глаза уставился на Мартишу. Еще вчера на ее голове красовалась роскошная копна ярко-рыжих дрэдов, а лицо было разрисовано вайдой. Сегодня дрэды сменились россыпью тоненьких струящихся косичек черного цвета, а изящные синие узоры росписи – лаконичным черно-белым рисунком в виде довольно устрашающей маски, зрительно сильно искажающей черты лица.

– Но… как?.. – ошеломленно проговорил скавен, крутя растопыренной пятерней возле головы.

На лице сирены появилась донельзя довольная кошачья улыбка.

– Это ты меня еще с ирокезом не видел! – мечтательно возведя глаза к потолку, мурлыкнула она. – С зеленым! В полосочку! И с колечком в носу!

Послышалось ехидное хмыканье Кожана. Видимо, ему – в отличие от Марка – это наблюдать доводилось.

– Ах, ну я таки вас умоляю, господа! – тоном капризной жеманницы откликнулась Существо и кокетливым жестом привычно вернула на место свесившуюся на лицо косичку. – Будьте же снисходительны к женской слабости и тяге к разнообразию!

И тут же, сменив тон, спокойно пояснила:

– Марк, не парься. Это всего лишь парики и накладные пряди. Ну… я действительно люблю разнообразие. Только раньше у меня не было возможности экспериментировать над своим обликом. Теперь – есть. И я, как творческая на всю голову личность с гм… очень богатым внутренним миром (Кожан снова хмыкнул), теперь отрываюсь по полной программе!

Позавтракали быстро и молча. Потом Мартиша с привычной деловитостью собрала припасы в дорогу, Марк проверил арбалет, и все трое наконец вышли во двор.

Из-под навеса, потягиваясь и зевая во всю свою грандиозную хлеборезку, выбрался Крокодил и приветливо махнул хвостом.

– Нагулялся, герой-любовник? – потрепал его по ушам Кожан. – Жрать хочешь?

Цербер всем своим видом продемонстрировал, что хочет, и еще как!

– Нет времени, – обломала песьи чаяния Мартиша, запирая дверь и пряча в карман ключи. – По дороге чего-нибудь перехватит. Вернее, кого-нибудь.

Крокодил с немым укором мученика за веру и всею скорбью собачьего племени в глазах посмотрел на нее, душераздирающе вздохнул и, понуро свесив голову и хвост, поплелся к воротам.

– Да-да, – сказала ему вслед сирена. – Бедная несчастная собачка, которую морят голодом жестокие хозяева. А у самого морда в остатках чьих-то перьев, и я прям-таки отсюда вижу не очень тщательно прикопанный нехилый такой окорочок!.. Крокодил, хорош придуриваться! Я знаю, что ты не голоден!