Колесо в заброшенном парке - Борис Тараканов

— Чего-чего?

— Да так… У Рахманинова, кажется, есть романс на такие стихи.

— Фу-у, какая прелесть! — протянул Стас, скобля бритвой по щекам.

— Конечно-конечно, — передразнил его Вовка. — Ты прямо как Ленин рассуждаешь: «Евгопа после Шушенского — дегьмо собачье!»

Раздался осторожный стук в дверь.

— Кто там? — спросил Стас, высовывая из ванной все еще недобритую физиономию.

— Я открою, — ответил Вовка. — Добривайся спокойно. Это, наверное, горничная.

Покрутив ручку, Вовка открыл дверь.

— Это не горничная, — с улыбкой сообщил с порога профессор Сарачено. — Это ваш новый полотер!

— Благодарю, профессор, — в том же духе ответил Вовка. — Мы только что сами натерли пол до блеска. Вам остается только принять работу.

— Доброе утро! — Стас опять высунулся из ванны. Он почти добрился. На левом его ухе почему-то красовался клок белоснежной пены.

— Уши тоже брил? — не утерпел Вовка.

— Естественно! И нос тоже. Изнутри!

— Доброе утро! — приветливо улыбнулся Сарачено. — Собирайтесь! Идемте немедленно! Нас ждет Венеция, нас ждет дом-музей Виральдини, собор Святого Марка и, вообще, множество интересных и совершенно ненужных в повседневной жизни вещей! Собирайтесь…

«Все-таки итальянцы — народ неугомонный», — думал Стас, походя рассматривая мосты, узкие улочки с витринами дорогих магазинов и непонятный красный плакат над мостом Rialto. Мост Стасу почему-то сразу не понравился. Вовка, напротив, высказал желание его осмотреть.

— Стас, не возражаешь? — спросил он с той интонацией, которая уже сама по себе не терпит никаких возражений.

— Что? А, нет, не возражаю…

— Вот и прекрасно! — восхитился профессор. — Нам сюда.

Остановившись на середине моста, все трое залюбовались открывшимся видом на Большой Канал.

— А откуда эта музыка? — спросил Вовка. — Похоже на классику.

Стас и Сарачено прислушались. Откуда-то действительно доносилась музыка.

— Гендель… — кивнул профессор сам себе. — Определенно Гендель!

— Да хотя бы и Хренников, — пробормотал Стас.

Он подошел к перилам моста. Странно, музыка будто приближалась. Откуда бы она могла быть?

И тут произошло неожиданное — из-за поворота Большого Канала величественно вырулила огромная баржа. На ее палубе с аристократическим достоинством восседал внушительных размеров симфонический оркестр. Равномерно вздымались смычки, горели на солнце трубы и валторны.

Стас и Вовка замерли на месте. Раздался громкий хлопок — это профессор ударил себя ладонью по лбу.

— «Музыка на воде»!! — возопил он, пытаясь перекричать симфоническую мощь, которая плотной тканью обволокла мост Rialto — баржа как раз проходила под ним. — Как я сразу не распознал ее, vecchio idioto[19]!

Баржа миновала мост — маленький vaporetto терпеливо тащил ее дальше по Большому Каналу. Стас и Вовка проводили всю процессию взглядом.

— И часто у вас так? — спросил Стас.

— Нет, — громко отозвался Сарачено. — Это генеральная репетиция к завтрашнему шоу.

— Какому шоу? — спросил Вовка.

— Не знаю, — беспечно ответил профессор. — Идемте. Нет-нет, нам сюда!

Влекомые профессором Сарачено Стас и Вовка завернули за угол. Городской шум сразу растаял у них за спиной. Это было тихое место, где, казалось, можно услышать собственные мысли. Если немного напрячь воображение, нетрудно было представить, что эта тихая венецианская улица-ущелье продолжает свой путь в совершенно ином пространстве. Близком, похожем, но в тоже время неимоверно далеком.

Пройдя еще метров двести, остановились у массивного двухэтажного дома.

— Что здесь написано? — спросил Стас, разглядывая надпись на тяжелой бронзовой доске.

Профессор послушно перевел:

— «В этом доме жил композитор Антонио Виральдини…»

— И правильно делал! — констатировал Вовка, окидывая дом взглядом эксперта по недвижимости.

Пожилой смотритель выслушал объяснения Сарачено, посмотрел предложенные бумаги от муниципалитета с просьбой о разрешении исследовательских работ и пригласил по селектору экскурсовода. Им оказался круглый лысоватый дядечка, который представился как Стефано Минелли. Он предложил гостям, прежде чем они засядут в архив, ознакомиться с экспозицией музея. Возражений не последовало.

Экскурсанты поднялись по скрипучей лестнице и вошли в небольшую комнату, где, по словам экскурсовода, прошли детство и юность Виральдини.

Мебели было немного: стол, круглый массивный табурет с небольшой дыркой в виде неровного сердечка посередине (чтобы можно было брать одной рукой и переносить), небольшой клавесин, кровать… Экскурсовод что-то бубнил, Сарачено тихонько переводил. Вовка с интересом слушал и время от времени кивал. Его внимание явно льстило экскурсоводу.

Стас плохо вслушивался в перевод быстрой итальянской речи. В этой комнате его обуяло незнакомое доселе чувство. Казалось, будто его приветствует чья-то непонятая душа. Сильная… и в то же время беспомощная, будто лишенная Родины. Стасу захотелось обнять эту душу, прижать к себе и хоть как-то утешить.

— Вы музыкант? — неожиданно спросил у Вовки экскурсовод.

— Гм… ну… в общем… — Вовка не успел сказать «нет».

— Я это сразу понял. Ведь у вас пальцы виолончелиста!

Стас вытаращил глаза и уставился на вовкины руки.

— Будьте осторожны, — продолжил экскурсовод. — Говорят, Венеция опасна для музыкантов. Есть легенда, что именно здесь, в плеске воды меж рыбачьих островов родилась Музыка. И она способна затянуть музыканта в пучину вод, словно русалка или сирена… А пучина — сами знаете — место гибельное. Как омут! А теперь пройдемте в соседнюю комнату. Здесь жили родители Виральдини. Отец был скрипачом капеллы Святого Марка, мать не была музыкантом, но… грешила вокалом, скажем так. Как известно, в семье были довольно сложные отношения…

— Странно… — деликатно возразил Сарачено. — Я внимательно ознакомился с историей семьи Виральдини и не нашел ничего подобного. Наоборот, везде указано, что это была тугая, крепкая, просто эталонная семья. Настоящая!

Экскурсовод замолчал и принялся усердно чесать затылок, периодически нехотя отнимая от него руку и поднося ее к глазам, словно изучая трофей. Потом, уже менее уверенно, произнес:

— Все эти сведения о семье Виральдини довольно неоднозначны и противоречивы… Есть несколько версий. Та, что я высказал, мне нравится больше всего.

— Немудрено, — сказал Вовка Стасу.

Из комнаты родителей переместились в комнату прислуги, затем на кухню, в которой сохранилась утварь XVIII века. Экскурсовод пел, как Паваротти, — долго и упоительно. Профессиональные высказывания профессора Сарачено были для него лишь музыкальным сопровождением к собственному сольному выступлению.