Ельцин как наваждение - Павел Вощанов

И вот, наконец, свершилось. Утром звонит дежурный секретарь из приемной Ельцина и велит срочно прибыть в Кремль. Догадываюсь, для чего, но на всякий случай задаю уже ставший для меня привычным вопрос: что случилось-то?

– Тут вас, сударь, ждет новый кабинет, – делает паузу и добавляет с ехидцей: – И даже новая секретарша!

Возле Спасских ворот встречаю сотрудника кремлевской комендатуры. Не сказать, что мы знакомы – знаю в лицо, но не знаю по имени. Не уверен, что прежде мы хотя бы здоровались. А тут вдруг берет меня под руку (кажется, дай ему волю, он бы и портфель мой понес) и сообщает донельзя радостным тоном официанта, сумевшего услужить состоятельному клиенту:

– По кремлевским меркам вы у нас в числе особо приближенных и весьма влиятельных – вас разместили на президентском этаже и совсем рядышком с Борисом Николаевичем!

Помещение, в котором мне предстоит трудиться, язык не поворачивается назвать кабинетом. Подобное видел разве что в фильмах про советских вождей – зал размером чуть меньше волейбольной площадки, апартаменты с комнатой для отдыха и с персональным санузлом, а еще приемная, в которой может ожидать аудиенции десятка два посетителей. И отдельный кабинет для помощника, которого у меня покуда нет, но который вот-вот появится, потому как положен по штатному расписанию.

А вот и мой первый визитер – вступивший в должность коменданта Кремля генерал Барсуков. Зашел поздравить с новосельем. Он, как мне кажется, тайно недолюбливает Коржакова и, видимо, в пику тому относится ко мне с подчеркнутой симпатией. А, может, дело вовсе не в Коржакове, а просто ему нравится «Комсомолка» и заметки, которые я в ней время от времени продолжаю публиковать. Как бы то ни было, плачу коменданту взаимностью – встретив в коридоре или на улице, всегда радостно приветствую и непременно останавливаюсь поболтать.

– Ну как, – генерал окидывает взглядом мои обширные владения, – нравится комнатенка?

– Да уж лучше той, где до меня маршал повесился.

– Это верно. Хотя с этим кабинетом тоже не все чисто.

Генерал слывет большим знатоком кремлевской истории, особенно ее советского периода, и о каждом закутке может рассказать нечто такое, что будоражит воображение и вселяет ужас. Это меня и настораживает: а что с этим кабинетом не так?

– Его первый хозяин тут такое вытворял… Волосы дыбом!

– О господи!

– Его расстреляли. Не здесь, конечно, в другом месте. Но свой последний день на воле он провел здесь, вот в этом кабинете, за этим самым столом.

– Это кто ж такой?

– Лаврентий Павлович Берия.

Слух о том, что Вощанов работает в бывшем кабинете Берии, разнесся по всей округе. От желающих навестить не стало отбоя, и благодаря этим визитам я понял, насколько наши люди одинаковы в своем отношении к тоталитарному прошлому – всеми движет желание на какой-то миг почувствовать себя в шкуре кровавого тирана. Все визиты «к Берии» начинаются с вопроса: «Здесь действительно все как при нем?». Получив утвердительный ответ, гость усаживается за дубовый письменный стол, елозит задом по старому кожаному креслу и щелкает выключателем настольной лампы с зеленым абажуром. Оглядевшись, замечает за спиной дверь: «А там что?», и узнав, что это вход в комнату отдыха, просит разрешения осмотреть. Осмотр начинается с того же вопроса: «И здесь тоже все осталось, как было при нем?», после чего у визитера рождается желание сначала сесть, а потом и полежать на старом диване. Из этого положения его глаз улавливает еще одну дверь: «А там у него что?». Еще не было такого гостя, который бы не пожелал заглянуть в туалет, и почти каждый непременно дергает за цепочку старого фарфорового унитаза (дамы стесняются, а у мужчин нередко возникает потребность воспользоваться им по прямому назначению). А заканчивается визит, как правило, радостным возгласом: «А что если нам выпить по рюмочке у самого Берии?!»

…Сегодняшние переговоры с вождем Незалэжной паном Кравчуком обещают быть непростыми. На всех совещаниях по Союзному договору, что проводились Горбачевым еще до путча, тот подчеркнуто держал себя так, будто его слово в этом вопросе самое весомое. Понятное дело, шефу такое не нравилось, но он терпел и ничем не выказывал своего недовольства. В конце концов, он, Ельцин – всенародно избранный президент, а Кравчук – зависимый от депутатских капризов глава парламента. Но в начале декабря на Украине состоятся президентские выборы. Нет сомнений, что Макарыч победит и станет ему ровней по должности. Он и сейчас с гонором, а уж тогда с ним вообще слада не будет. Так что надо заранее, покуда самостiйнiсть окончательно не вскружила голову, дать ему понять, что надо бы поумерить не в меру взыгравшую спесь.

– Э-э, да он же ни дня на производстве не работал! – Ельцин читает составленную мною биографическую справку на высокого украинского гостя. – Партаппаратчик!

Один из ее пунктов – «Научная деятельность» – привлекает особое внимание: оказывается, он еще и кандидат наук! И с ухмылкой превосходства Ельцин зачитывает название диссертации: «Сущность прибыли при социализме и ее роль в колхозном производстве».

– Знаю я, как партработники свои диссертации стряпали! Меня, когда я в Екатеринбурге руководил строительством, тоже один профессор из Москвы уговаривал написать.

– А о чем, не помните?

– Что-то такое о роли партии в сокращении сроков строительства и повышении его эффективности. Хорош бы я был сейчас с таким научным багажом!

Впервые Борис Николаевич принимает коллегу из союзной республики не в Белом доме, а в Кремле. Это приподнимает его государственный статус до горбачевского и указывает Кравчуку на его политический провинциализм. Психологический эффект Кремля срабатывает – гость подавлен величием Большого Николаевского дворца и парадных залов, примыкающих к личным покоям императора Николая II, именуемым «собственной половиной». И хлопцы из его свиты тоже под впечатлением. Правда, те ведут себя как селяне, впервые оказавшиеся в столичном ресторане высшего разряда – с испугом и показным безразличием: «Воно нам треба? Та бачили ми i пошiкарнее!». Но Кремль – это Кремль, а его Хозяин – почитай, что властитель 1/6 части суши! Не захочешь, а склонишь голову.

Ельцин с Кравчуком, едва поздоровавшись, удаляются для разговора с глазу на глаз. Для членов делегаций, не успевших позавтракать, здесь же, возле царских апартаментов, устроен фуршет. Желающие могут выпить чай-кофе и отведать кремлевскую выпечку с бутербродами. Желают в основном гости. И это понятно – они вылетели из Киева ни свет ни заря, а из дома вышли, поди, еще ночью. Вокруг накрытого белой скатертью большого стола не протолкнуться. Можно подумать, будто Кравчук привез с собой всех своих министров и половину депутатов Верховной рады.

Когда мы с Дмитрием Рюриковым, помощником Ельцина по международным делам, входим в зал, украинские сановники, видимо, решив, что мы технический персонал российского протокола, никак не реагируют на наше появление и продолжают, жуя, обсуждать какие-то свои проблемы. Разговор ведется на русском. Похоже, этот язык, как средство коммуникации, для них и привычнее, и понятнее. Но вот в зал входит генерал Павел Грачев, председатель новоиспеченного Государственного комитета России по оборонным вопросам. Он у нас фигура публичная, в последнее время часто мелькает на телеэкранах. Не удивительно, что гости сразу узнают героя августовских событий, а, узнав, отчего-то сразу переходят на рiдну мову. Чувствуется, не всем из присутствующих она дается легко.