Двойники - Ярослав Веров

— Кто повел?

— Да лохматый. Ты что, не слыхал? Повел, а потом в тоннеле ответвление, поляна, а там твой компьютер. Он кивнул, говорит, бери, это надо вынести. Вот. А во дворе исчез. Ну все кто куда, слышу только зовут: «Лохматый, ты где?» Это он нас всех оттуда вывел. Тут как бабахнет. И всех раскидало. А туман этот давит, и все побежали, ну а я в трубу и схоронился, переждать: с компьютером бежать невозможно. Ну ничего, Горкин, прорвались. Теперь ведь всё изменится — ни института, ни Тыщенко. Теперь я другой человек, плевать…

— Подожди меня здесь. Я должен обследовать развалины.

— Постой, Горкин, не ходи! — крикнул вслед Андриевский. — Нет там никаких развалин, ничего там нет.

Института действительно не существовало. Тимофей встал на краю котлована. Фундамент, подвалы были на месте. Стены же как обрезало. И вокруг — ни асфальта, ни земли, только тончайший, как пыль, пепел. Дальше — лестница, та, что вела в подвал. Так, пройти по бетонному блоку, теперь прыжок…

Тимофей спустился по лестнице. Вправо и влево уходили темные тоннели подвалов бывших лабораторных корпусов, а впереди было светло — неживое молочно-белое сияние. Это была пентаграмма, охватывающая собою весь реакторный зал, а внутри нее — человек в кресле за пультом. Тимофей переступил черту молочного света и узнал в сидящем Харрона.

Харрон сидел спиной к Тимофею и следил за мониторами. На Тимофея не отреагировал — лишь оглянулся бегло и равнодушно. «Паук, — подумал Тимофей, — сидит посреди своей паутины. Подойти сзади и рубануть».

Рука твердо легла на рукоять табгачского меча. Вспыхнули иероглифы — «Отражающий Солнце».

Что-то мгновенно изменилось в окружающем пространстве. Тот же молочно-белый свет, но какие-то здания, широкая улица, полого ведущая на площадь. И сам он стал кем-то другим. И для этого другого меч был не просто игрушкой. А прямо перед ним — невысокий щуплый человечек, только что отодвинулся, освобождая путь. Это был враг. И рука воина начала привычное движение — выхватить меч и рубануть.

«Нет, убивать нельзя», — подумал Тимофей, глядя на хлипкого очкарика, похожего на Никиту Зонова.

Противник глянул на Тимофея — как по нервам хлестнул.

«Э-э, всё равно нельзя».

Рука катанабуси замерла и отпустила меч.

Тимофей пришел в себя. Дико огляделся по сторонам. Изнутри было четко видно, что грани молочного света образуют именно пентаграмму. Харрона уже не было. Мониторы не светились. «Драпать надо», — понял Тимофей и стремглав бросился к лестнице.

Данила заметил, что с туманом творится странное. Он клубился и, кажется, приподымался. Так и есть — туман поднимался кверху. Это уже было плотное клубящееся облако. Оно поднялось еще выше, совсем высоко — стала видна тонкая ножка и над ней шапка огромного гриба; гриб висел над всем лесом.

К машине быстро приближались двое.

— О, Тимофей. Ты смотри, — удивился Данила.

— Я же говорил! — обрадовался дьякон Паисий.

Первым делом Тимофей сообщил:

— Института больше нет. Его взорвал Харрон, и, по-моему, сбежал. Нам надо немедленно дергать.

— А откуда он? — кивнул в сторону Андриевского Данила.

— Все разбежались, а я в трубе схоронился, — исчерпывающе разъяснил Андриевский. — И компьютер спас, вот.

— Что ж, друзья, — взял ситуацию в свои руки о. Максимиан. — Грузимся в машину. Раз института нет, то и нам надо ехать, вон каков гриб вспухает.

Данила открывал дверцу машины:

— Структурно упорядоченный и растянутый во времени ядерный взрыв.

— Вот как? — переспросил Максимиан.

— Нет, отсюда не выедем, — Тимофей скептически смотрел на волгу. — Будем вытаскивать.

Дружно взялись и буквально вынесли машину на заросшую лесную колею.

Погрузились, поехали. Машина вынырнула из леса, прошла по опушке мимо останков института, миновала бывший КПП и разбросанные вокруг автомобили, выехала на дорогу.

— Ну вот и вырвались, — Тимофей откинулся на сиденье. — У меня, Данила, начало сказки созрело. «Жили-были Иван и супруга его Марфа. И родилось у них разумное существо. Вневещественно.» Сказка должна, думаю, получиться в стиле экшн, с погонями, огненными реками и множественными обрушениями земли из-под ног. Потом, само собою, цунами, затем — необратимое оледенение. Ну и на закуску — предательство любимой подруги, кикиморы Зоси, соблазненной видом кащеева замка, тот сплошь из бриллиантов. Она же их в лесу отродясь не видывала. Жалко девушку… Но финал будет выдержан исключительно оптимистически. Всё закончится трюмом звездолета…

— Сперва предстоит выяснить, Тим, каков бывает оптимизм у разумного существа, я имею в виду, вневещественного.

Уже ехали по трассе. О. Максимиан и на этот раз не гнал. Он обратился к Даниле:

— Ты наверняка знаешь, что это ядерный взрыв?

— Наверняка.

— Да вот же он, гриб! — Тимофей наконец увидел нависающий даже над трассой гриб.

— Вторая странная картина моего отца называется «Лес возносящийся». Это триптих. Отец написал его в память об «атомных солдатах», товарищах, с которыми он штурмовал Каланчеву гору. Сорок пять минут над ней атомное солнце горело. Хороший был лес на той горе, старый. На левой части триптиха — богатырь на кряжистом коне, перед ним дорога, вдали гора, поросшая густым лесом. На средней части — подножие горы. Всюду кости человеческие и деревья — темные от лишайников и плотной обильной листвы.

— «Лес зачарованный», — пробормотал Данила. — «Только этого совпадения мне сейчас не хватало».

— Нет, «возносящийся». Богатырь держит в руках булаву. А из лесу, с горы к нему выходит другой богатырь.

— Старик?

— Нет. Хотя не разобрать, он как бы вдали, на него падает лесная тень, и лица не видно. Зато меч сверкает, это-то видно хорошо. А на правой части — голая гора, сплошной камень. Взгляд сверху, с птичьего полета. И видно, как вверх, в небо поднимается лес, все эти старые замшелые исполины. Правда, может, это только так кажется, — деревья и выше и крупнее, чем когда они были на земле. И вместо темно-зеленых оттенков преобладают сизоголубые, такой теперь оттенок у листвы.

— А все вместе, что отец этим хотел сказать? — заинтересовался Тимофей.

— Он не говорил. Я же понимаю так. Мы, люди — одно духовное существо. Могучий лес — символ жизни. А гора — знак великих свершений, сужденных человекам. Но мы, человеки, разделились в себе. Части целого вступили во вражду друг с другом, вражду до полного уничтожения. Духовное существо гибнет. И жизнь более ничем не связана с землей.

— Вот что означает — «под маской соперника он увидел себя». Но гора, гора там была страшной, источником зла.

— Где?

— В «Лесе зачарованном». Это книга такая, сейчас неважно. Хотя, Вася, говоришь, гора — знак общего дела, сужденного человечеству на земле? Значит, в книге описана подмена. Тот, кто разделил людей, тот и гору подменил. Не та гора.