Стратагемы заговорщика - Тимофей Щербинин

серебряное шитьё на куртке искрились при ходьбе. Тукуур бросил нервный взгляд в угол комнаты. Изогнутый солдатский меч с расширяющимся к концу лезвием, с которым учил его работать проводник, лежал на сундуке у окна, гораздо ближе к незнакомцу, чем к своему хозяину. Гордо выпрямившись, знаток церемоний открыл рот для вопроса, но ночной гость быстрым движением стянул маску и капюшон. Белые волосы рассыпались по плечам. Перед Тукууром стояла девушка, точь в точь похожая на Айяну из видений. Только серебряные чешуйки на лбу и висках были маленькими и едва заметными, а глаза — бездонно-сапфировыми с яркими звёздами-зрачками. Такими же, как у серебряной кошки.

— Кто ты? — запоздало спросил шаман.

Этот вопрос уже не требовал ответа, но девушка почти по-птичьи склонила голову набок, удивлённо глядя на Тукуура.

— Искра жизни, рождённая в пожаре Падения Звёзд, — помолчав, произнесла она. — Стремление к познанию, ставшее песней. Очарование тайны и радость разгадки. Десять тысяч вещей и ни одна из них. Как ты сам ответил бы на такой вопрос?

— Не знаю, — растерянно ответил шаман.

Он думал о том, что никогда не слышал голоса настоящей Айяны. О том, что посланница Дракона произносит знакомые ему слова в непривычном ритме, как будто накладывает свою речь на ту грустную и чарующую мелодию, которую он слышал в пещере. О том, что рад этому визиту, хотя, возможно, ему следовало бы бояться. О чём угодно, кроме ответа на вопрос.

— Видишь? — тихо сказала она. — Ты меняешься быстрее, чем успеваешь придумать ответ. В этом мы похожи, как и в наших чувствах. Нам обоим неуютно здесь, мы оба боимся.

— Не думал, что ты можешь чего-то бояться.

— Здесь родственные искры, великое множество, но все они истощены болезнью, не слышат, не отвечают. Яд изливается из сердца, некогда дарившего жизнь. Чуждая музыка угнетает меня, притупляет мысли, лишает рассудка, не даёт приблизиться…

Голос посланницы ослабел, превратившись в едва различимый шёпот. Она поёжилась, обхватив себя руками за плечи. Тукуур порывисто шагнул вперёд, но замер, на мгновение испугавшись взгляда бездонных глаз.

— Я помогу, если это в моей власти, — решительно сказал он.

— Проведи меня в сердце старого храма, — попросила девушка. — Не дай враждебной воле отшвырнуть меня прочь. Может быть, тогда я пойму, как исцелить этот город.

Тукуур нахмурился, обдумывая возможности и последствия.

— Тогда и ты помоги мне, — сказал он. — Здесь Улан Баир, мой враг, человек Ордена Стражей. Мои родители в его власти, и он использует это, чтобы раздавить меня как кусок глины. Но он прибыл сюда давно а, значит, не может знать, что произошло на острове Гэрэл. Ты сможешь сохранить этот образ, стать в точности как девушка из шара?

Посланница Дракона моргнула, и её глаза стали светлыми, серо-зелёными как у домового сыча на свету. Только блики в зрачках до сих пор казались шаману светом далёких звёзд.

— Я помогу тебе убедить Стража, что его план сработал, — теперь в её голосе появились резкие рубленые интонации толонского диалекта. — Помогу заставить его раскрыться в глазах твоего правителя. Приведи меня к нему и скажи, что выполнил задание Дамдина. Так будет быстрее.

— Сможешь ли ты открыть Прозорливому древнее Святилище? Если нет, я не хочу ему лгать.

— Время неопределённости, время ожидания, время древних печатей подходит к концу. Твой правитель увидит оголённый нерв Безликого, если таково твоё стремление.

Тукуур кивнул и, помолчав, спросил:

— Старый наставник сказал, что та, чей образ ты носишь, может ожить, если мы дойдём до конца. Это так?

На миг глаза посланницы снова потемнели, выдавая напряжённую работу мысли.

— Скажи, почему ты этого хочешь, — попросила она.

Вопрос застал шамана врасплох. До сих пор он не задумывался об этом, следуя зову безотчётной тоски. Теперь же он почувствовал себя в силах разобрать это чувство на части и пристально рассмотреть каждую из них. Вначале он лишь хотел вернуть Илане пропавшую сестру, отплатить добром за спасение с острова Гэрэл. Потом, постепенно, он перенёс на девушку из видений те чувства, которые предпочла не заметить её сестра. Но это был тупик, ведь для Айяны — теперь он понимал это ясно — его образ навсегда будет связан со смертью и заточением в глубине волшебного шара.

— Я думал, что о ней тоскует моё сердце, — ответил Тукуур, — но это было лишь эхо печали упавших звёзд. Теперь мне просто кажется справедливым исправить злодеяние пославших её на смерть.

— Если бы так легко было отменить плод злодеяний, разве осталась бы работа для судей? — грустно ответила посланница Дракона. — Я не хочу тебе лгать. Твой светоч несёт… слепок духа, извлечённый в момент агонии.

Девушка говорила быстро и плавно, но время от времени неправильно ставила ударения. Видя, как мерцают при этом зрачки посланницы, Тукуур вдруг осознал, насколько тщательно она подбирает слова, и насколько её мысль быстрее человеческой. Это понимание пугало.

— Нерв Безликого в сердце маяка был повреждён, обессилен прорастающими в него осколками Дракона, — продолжила посланница. — Преображение Айяны стало невозможным ещё до того, как она попала на остров. Но посланница Хора не смогла понять это, и всё равно шагнула в купель, ставшую для неё могилой.

— Как могло случиться, что обученная жрица Безликого не почувствовала опасность? — недоверчиво спросил Тукуур. — Даже я, не зная ничего о природе маяка, понял, что он сломан Орденом!

— Ей приживили вериги. Ты помнишь, что это такое.

— Я — простой человек, — покачал головой шаман. — Но способности колдуньи должны были только усилиться. Разве не для этого использует их Орден? Чтобы слабейшие, которые присягнули Стражам, могли на равных бороться с сильными?

— Напротив, — посланница быстро сплела пальцы в жесте отрицания. — Вериги — дар моего народа. Они дают силу и способности тем, кто не имел их вовсе. Позволяют услышать зов Дракона тем, чья кровь не отравлена дыханием Безликого. Но тела слуг Безликого не принимают их, борются с ними. Айяна пережила связь куда тяжелее, чем ты. Её сознание рвалось на части между музыкой её бога, волей Ордена и зовом Дракона. Всё это отразилось в светоче.

Знаток церемоний вспомнил растерянность и злость в напеве светящегося шара. Похоже, серебряная кошка говорила правду.

— Но что тогда с моими видениями? В них Айяна не казалась безумной!

Посланница совсем по-человечески вздохнула.

— Не оболочка, а ядро светоча обращалось к тебе в видениях. Зерно жизни и воли Дракона, стремящееся соединиться с целым. И это стремление в твоём сознании обрело близкий и понятный образ.

— Значит, наставник солгал, — устало пробормотал Тукуур.

— Возможно, внутри семьи ты привык к искренности, но к наставнику пришёл