80000 километров под водой - Жюль Верн

На секунду мною овладело отчаяние. Я едва не выпустил кирку из рук. К чему было рубить лед, если все равно нам предстояло неминуемо погибнуть от удушья или быть раздавленными водой, превратившейся в камень.

Мне чудилось, что я схвачен челюстями какого-то страшного животного, и они неотвратимо сжимаются.

В эту минуту руководивший нашей группой и сам энергично орудовавший киркой капитан Немо прошел мимо меня. Я задержал его и указал рукой на стену нашей тюрьмы. За ночь она приблизилась к кораблю не меньше чем на четыре метра.

Капитан Немо понял меня и сделал мне знак следовать за собой.

Мы вернулись на борт.

Сняв скафандр, я прошел за ним в салон.

— Господин Аронакс, — сказал он, — нам надо будет предпринять какие-то героические меры, либо мы окажемся замурованными во льду прочнее чем в цементе.

— Да, — ответил я, — но что мы можем сделать?

— О, — воскликнул он, — если бы только мой «Наутилус» был настолько прочным, чтобы выдержать это давление и не расплющиться!

— Тогда что было бы? — спросил я, не понимая мысли капитана.

— Неужели вам не ясно, что замерзание воды пришло бы к нам на помощь? Ведь, превратившись в лед, она должна занять больший объем и неминуемо расколет держащее нас в плену ледяное поле, как раскалывает она, замерзая, самые крепкие камни! Неужели вы не понимаете, что это было бы нашим! спасением, а не гибелью!

— Да, капитан, возможно. Но каким бы запасом прочности не обладал «Наутилус», он не сможет выдержать такого страшного давления, и стены льда сплющат его в тоненький листочек.

— Я это знаю, профессор. Поэтому-то я и не надеюсь больше на помощь природы, а рассчитываю только на самого себя. Надо во что бы то ни стало воспрепятствовать дальнейшему замерзанию воды! Надо его приостановить! Теперь уже сближаются не только боковые стенки: перед носом и за кормой «Гаутилуса» осталось не больше как по десять футов свободной воды… Наша ледяная клетка сужается со всех сторон!

— На сколько времени, — спросил я, — хватит запаса воздуха в резервуарах?

Капитан посмотрел мне прямо в глаза.

— Послезавтра, — сказал он после недолгого молчания, — резервуары опустеют!

Холодный пот выступил у меня на лбу. Между тем этот ответ не должен был удивить меня: 22 марта «Наутилус» погрузился в воды открытого моря у полюса, сегодня было 26 марта, следовательно, мы уже пять дней существовали за счет запасов воздуха на борту «Наутилуса». Кроме того, много воздуха уходило на подводные работы по рубке льда.

Сейчас, когда я пишу эти строки, воспоминания о пережитом ужасе так свежи в моей памяти, что судорога страха сводит мои конечности, и я жадно хватаю воздух, как будто его недостает моим легким…

Между тем капитан Немо, сосредоточенный и молчаливый, погрузился в раздумье.

Вдруг я увидел, что его осенила какая-то мысль. Сначала он как будто оттолкнул ее, видимо неудовлетворенный. Но потом с его уст сорвались слова:

— Кипяток! Кипяток!

— Кипяток? — вскричал я,

— Да, профессор. Мы заключены в очень узком пространстве. Струя кипятка, беспрерывно извергаемая насосами «Наутилуса», поднимет температуру окружающей нас воды и остановит процесс ее обледенения!

— Надо испытать это средство! — сказал я.

— Попробуем, господин профессор.

Термометр выведенный за борт, показывал температуру в семь градусов ниже нуля.

Я прошел вслед за капитаном Немо в камбуз. Там стоял большой кипятильник — опреснитель морской воды.

В кипятильник доверху налили воду, и вся мощь электрических батарей «Наутилуса» была переключена на нагревание змеевиков, сквозь которые проходила вода. В несколько минут вода дошла до точки кипения. Насосы стали выталкивать ее наружу, а на место извергнутой тотчас же приливала новая холодная вода. Теплота, развивавшаяся электрическими батареями, была настолько велика, что поступавшая в змеевик холодная морская вода выходила из него уже нагретой до ста градусов.

После трехчасового беспрерывного накачивания кипятка столбик ртути поднялся на один градус и показывал теперь минус шесть градусов. Еще через два часа он поднялся до четырех градусов.

— Подействовало! — сказал я капитану, проконтролировав показания термометра. — Теперь успех обеспечен!

— Да, — ответил капитан, — и я так думаю. Мы не будем раздавлены. Остается спастись только от грозящего нам удушья.

В течение ночи температура воды поднялась до одного градуса ниже нуля. Сколько мы ни старались поднять ее выше, это не удавалось. Впрочем, в этом и не было нужды, так как обледенение прекратилось. К следующему утру, 27 марта, глубина ямы возросла до шести метров. Оставалось, таким образом, вырубить только четыре метра. Это требовало еще сорока восьми часов работы.

Воздух внутри «Наутилуса» в этот день не обновлялся, так как ничтожный остаток его в резервуарах капитан Немо берег для подводных работ. Дышать на корабле с каждым часом становилось все труднее.

Как будто огромная тяжесть давила мне на грудь. К трем часам пополудни мучение стало невыносимым. Я беспрерывно зевал. Легкие мои судорожно втягивали в себя воздух, выискивая в сгущенной атмосфере «Наутилуса» атомы живительного кислорода, которых становилось все меньше и меньше с каждым вдыханием.

Мной овладело какое-то оцепенение, парализовавшее движения и мозг. Я лежал обессиленный, почти потеряв сознание.

Добрый Консель, страдавший не меньше, чем я, не покидал меня ни на секунду. Он брал мою руку, ободрял меня, и я слышал, как он шептал:

— Ах, если бы я мог не дышать, чтобы сберечь воздух хозяину!

Слезы выступили у меня на глазах при этих словах.

Чем труднее становилось дышать внутри судна, тем с большей охотой мы надевали скафандры, когда приходила наша очередь работать. Кирки звенели, вкалываясь в лед. Плечи и спина ныли от усталости, руки покрывались мозолями, но что значили усталость и боль, когда можно было полной грудью вдыхать Свежий воздух, когда можно было дышать!

И тем не менее никто не оставался под водой дольше, чем следовало.

Проработав свои два часа, каждый из нас спешил передать своему задыхающемуся в удушливой атмосфере корабля товарищу спасительный резервуар с чистым воздухом, который вновь возвращал того к жизни.

Капитан Немо первым подавал пример строжайшей дисциплины. Когда истекало время работы под водой, он твердым шагом возвращался на корабль, в ядовитую атмосферу. Лицо его попрежнему было спокойно и ни одна жалоба не срывалась с его уст.

В тот день работа шла с еще большим напряжением. Еще два метра льда были вырублены за сутки, и теперь только два метра отделяли нас от свободной воды.

Но резервуары воздуха были совершенно опустошены, и оставался только тот запас, который имелся в аппаратах Руквейроля.