Эфирный оборотень - Алексей Живой

К счастью, как это не дико звучит, шла война. Скоро Антон выздоровел и стал вполне боеспособным летчиком, а их-то сейчас и не хватало. Спустя несколько дней прямо в госпиталь ему поступило предписание явиться в штаб спецподразделения, носившего кодовое название «Северные крылья», неожиданно романтическое для скупого на фантазию командования. Подразделение располагалось недалеко от Мурманска на бывшем аэродроме подскока, расширенным для того, чтобы на нем могли садиться не только истребители, но и штурмовики. Антон явился к новому месту службы и был препровожден прямо в кабинет командира подразделения полковника Залетова, находившийся в большом одноэтажном каменном доме на краю взлетной площадки. Полковник был высок ростом и грузен, как медведь в пору обжорства. Принимая во внимание всеобщее голодное время, Антон решил, что полковник чем-то болен. Как только Антон появился в кабинете, полковник поздоровался с ним и спросил по-отечески:

– Ну, как самочувствие, гвардии лейтенант?

– Нормально, товарищ полковник. – ответил Антон без особого энтузиазма.

Залетов оглядел его тяжелым внимательным взглядом из-под седых бровей, но сказал только:

– Ну, вот и хорошо. Самолетом управлять ты, я знаю, умеешь. А это нам сейчас как раз и понадобится. Наслышан о твоих подвигах на Кавказе, но это теперь уже позади. Впереди новая задача. И задача сложнейшая. Куришь?

Антон взял из портсигара полковника папиросу и безразлично закурил.

– В настоящее время проводится операция союзных сил по доставке в Мурманск боеприпасов и вооружения для нашей армии. Везут это все на кораблях под конвоем американских и английских сил, самолетов и кораблей. По данным нашей агентуры в штабах германских морских сил ходят упорные слухи о том, что именно этот караван «PQ-17» будет атакован германским линкором «Тирпиц», самым сильным кораблем на Балтике. Сам понимаешь, лейтенант, насколько важен для нас сейчас этот груз. Потерять мы его не можем.

Полковник прервался и сделал длинную затяжку.

– Кроме того, есть и вторая сторона дела. Наши союзники, американцы, хотят первыми найти и уничтожить этот линкор. Это конечно хорошо, но ставка верховного главнокомандующего дала четкий приказ – первыми это должны сделать именно мы. Наше подразделение «Северные крылья». Задача архиважная и в политическом смысле первостепенная, хотя наше дело выполнять приказы, а курс за нас определяют другие.

Залетов докурил папиросу. Затушил о пепельницу, сделанную из гильзы от снаряда среднего калибра. Затем продолжил.

– Ты, лейтенант, я знаю, истребитель. Всю войну летал на «Яках». Однако, ситуация в данный момент потребует летать на штурмовиках. Истребитель против кораблей – штука несерьезная, так что придется переучиваться. Но это дело недолгое. Быстро освоишь.

Залетов снова пристально посмотрел на лейтенанта Гризова, медленно курившего с безразличным видом.

– Лейтенант, В 141 истребительном полку тебя считают асом. Поэтому с тебя и спрос будет особый. Я хочу назначить тебя командиром звена штурмовиков, которым будет поручено решить исход операции в нужный момент.

На Антона, казалось, эта информация не произвела никакого впечатления. Он не выказал особенной радости, продолжая молча курить. Залетов, слегка удивленный таким безразличием бравого лейтенанта к собственной судьбе, на всякий случай поинтересовался:

– Возражения есть?

Антон все также не торопясь сделал последнюю затяжку, затушил папиросу о пепельницу на столе полковника, прибавив к одному сиротливо лежавшему окурку второй, и сказал:

– Нет. Возражений у меня нет, товарищ полковник.

– Ну, вот и хорошо. – удовлетворенно проговорил Залетов, – Значит с завтрашнего дня приступайте к своим обязанностям. О плане полетов получите инструкции от начальника аэродрома майора Седова.

Со следующего дня для гвардии лейтенанта Гризова, которому по секрету сообщили из родного 141-го истребительного полка, что вместе со званием героя Советского Союза он получит внеочередное звание капитана, начались жаркие дни. Он учился летать на штурмовике «Ил-2», снова на время став желторотиком. Но Антон не зря считался асом, поэтому учение шло быстро. Сначала новая машина показалась Гризову, привыкшему к большим скоростям, едва ли не медлительнее кукурузника. Но затем, совершив на ней более двадцати тренировочных вылетов, часть из которых автоматически превращалась в боевые из-за кишмя кишевших в северном небе истребителей нацистов, Антон постепенно начал смотреть на «Ил-2» другими глазами. По-своему это была неплохая машина. Не столь скоростная и маневренная, конечно, как истребитель «Як», но и выполняла она другие функции. «Ил-2» был довольно мощным штурмовиком, способным нанести фашистским кораблям ощутимый урон. Во время одного из тренировочных вылетов над акваторией Северного моря Антон заметил подвсплывшую подводную лодку нацистов, видимо чинившую неполадки в машине. Эта встреча стала для нацистов роковой. Сначала Антон прошелся по корпусу подлодки из шестиствольного крупнокалиберного пулемета, затем сбросил на нее две бомбы, одна из которых угодила прямо в кормовую часть подлодки. За несколько минут, в течение которых длилась атака, немецкая субмарина перестала существовать. На поверхности от нее осталось только большое масляное пятно. Единственно, о чем жалел Антон при таких встречах с немецкими кораблями, так это то, что он не летает на торпедоносце. «Ил-2» был конечно мощным штурмовиком, но торпедоносцы привлекали Антона своей отчаянностью. Атака самолета-торпедоносца на ощетинившийся всеми зенитными орудиями корабль на высоте трех метров над водой волновала Антону кровь. Глядя на такие самолеты, ухитрившиеся добраться каким-то чудом до базы после боевого вылета, превращенные вражеской артиллерией в натуральное решето, гвардии лейтенант Гризов каждый раз преисполнялся неописуемого восторга и боевого настроя, вдохновлявшего его на долгое время. «Интересно, спустя сорок лет мы будем балдеть от каких-то самураев и камикадзе, – думал он, – а сейчас эти летчики вытворяют такое, за что где-нибудь в Японии их наградили бы золотым самурайским мечом и пожизненным правом не склонять голову перед императором. А они и понятия не имеют об этом. Для них все это – обыкновенная война. Тяжелая опасная работа, только и всего.»

В один из таких вылетов звено из четырех штурмовиков, которым Гризов учился управлять, как когда-то учился воевать в составе звена истребителей, столкнулось в воздухе с морским самолетом-разведчиком нацистов, кружившем неподалеку от Мурманска. Антон решил не спускать немцу такой наглости и бросился в атаку, но немецкий самолет оказался значительно быстроходнее русских штурмовиков и стал уходить в сторону Норвегии с большим отрывом. Пока длилась безуспешная погоня, немецкий пилот успел вызвать подкрепление и в тот момент, когда Антон решил оставить затею с погоней и приказал звену повернуть домой, из облаков вынырнуло два черных «Мессера» с желтыми драконами на фюзеляжах. Они моментально подожгли замыкающий штурмовик Васьки Брыкова и набросились на следующий. Пока Антон пытался огнем из своих пушек и пулеметов отогнать верткие истребители, у него в душе росла уверенность, что он уже встречался с этой сладкой парочкой раньше. Помимо уверенности рос, словно снежный ком, и дикий необъяснимый ужас, недостойный советского летчика. Антон чувствовал себя так, словно пожал руку костлявой старухе-смерти. Никогда ранее при встрече с немецкими истребителями он не испытывал такого панического ужаса, наоборот, только становился собраннее. Был готов ответить на любые выпады вражеских асов. Теперь же ему захотелось улепетывать со всех ног подальше от «Мессеров» с желтыми драконами. Чувство это захлестнуло его так быстро и было столь всепоглощающим, что Гризов едва удержался, что бы не выйти из боя. Между тем, немецкие истребители вели себя как-то странно. Они сбили один русский штурмовик и принялись кружить вокруг самолета Антона, не открывая огонь. Пулемет его штурмовика выплевывал огненные заряды не переставая, но никак не мог даже слегка задеть немцев. Наконец, словно им надоела эта игра, «Мессеры» исчезли в облаках и больше не появлялись. Приземлившись на аэродроме спустя полчаса, Антон доложил обо всем полковнику Залетову и зашел в медсанбат, квартировавший неподалеку от аэродрома. Там он выпросил у знакомого фельдшера банку спирта, уединился в землянке, и стал думать. Однако, как ни старался, ничего объяснить себе не смог. Природа панического ужаса осталась неразгаданной. Единственное, о чем неожиданно вспомнил раскрепощенный мозг гвардии лейтенанта, так это о смутном и мгновенном ощущении ужаса, которое он испытал в те секунды, когда падал с пулей в груди вниз со скалы. Ощущения как две капли воды походили на сегодняшние, но те, кавказские ощущения, можно было списать на предсмертные судороги, а сейчас он был в относительно здравом уме и светлой памяти. Опустошив банку спирта, лейтенант решил пойти проветриться по взлетной полосе. Наступал вечер, вылетов на сегодня не предвиделось, а спать он пока не хотел. Порядки в «Северных крыльях» были чуть попроще, поскольку подразделение состояло сплошь из асов. Обычно часовые никого не подпускали к летному полю, но для своих пилотов делалось исключение. По дороге к аэродрому Антон повстречал Леньку Крестовского, от которого узнал о том, что в соседней зенитной части, казармы которой располагались в трех километрах от аэродрома, сегодня показывают американскую кинокомедию. Круто изменив свой маршрут, Антон отправился вместе с Ленькой в гости к зенитчикам. Всю дорогу Крестовский болтал о чем-то без умолку, но Антон его абсолютно не слушал. Он думал о Кате. Она ведь даже не считалась без вести пропавшей, все делали вид, что ее просто не было. Почему? Может операция против диверсантов из дивизии «Эдельвейс» была настолько секретной, что ее, или ее труп, решили спрятать даже от него. Чушь! Антон был не столь важной птицей. Тогда его, по логике вещей, самого должны были первым запрятать куда-нибудь в Сибирь. Да и что в сущности он знал такого секретного? Практически ничего. Ну, есть на Кавказе какой-то завод. Делает какую-то секретную продукцию. Но ведь Антон даже отдаленно не представлял какую именно, да и знать не хотел. Гораздо увереннее он чувствовал себя при самолетах. Да, загадок было значительно больше, чем ответов.