Зной - Джесси Келлерман

Пауза.

— Что вы почувствовали? — вдруг спросил Фахардо.

— Когда?

— Когда убили его.

— По-моему, вы предложили больше о нем не говорить.

— Предложил, — согласился Фахардо. — Но мне интересно. Я никого еще не убил.

— По правде сказать, — ответила Глория, — ощущение было самое поганое.

— Если вас это как-то утешит, хорошим человеком он не был.

Глория взглянула ему в глаза:

— Значит, говорите, вы никого еще не убили?

— Я же вам сказал, никого.

— Ну так и помалкивайте.

Перед тем как покинуть город, она остановила машину у мастерской Гектора. Он вышел к двери в очках, делавших его глаза словно бы фасеточными; живот и щеки каменотеса, покрытые налетевшей от шлифовальной машины поблескивающей каменной крошкой, отражали свет во всех направлениях сразу Он поприветствовал Глорию взмахом державшей пивную бутылку руки. Она отдала ему карточку, сказала «спасибо».

— Не за что, — ответил он. — Как прошел разговор?

— Почти идеально, — сказала она. — А как ваш камень?

— Хотите взглянуть?

Рабочий стол был залит ярким светом. Теперь Глория хорошо видела, насколько точна каждая проведенная Гектором линия, и сказала ему об этом.

— Скоро уже закончу, — сообщил он. А затем, помахав карточкой: — Пора уложить ее спать.

И повернулся к двери, что вела в контору Нестора.

— Вы можете рассказать мне, как найти могилу ее сына? — спросила Глория.

Он кивнул:

— Один момент.

И скрылся за занавеской.

Пока Гектор отсутствовал, Глория разглядывала плиту. Издали камень казался однородным, похожим на чашу с густыми сливками. С близкого же расстояния разделялся на обособленные участки, одни были как будто крупинчатыми, другие, размером с большую почтовую марку, казались состоявшими из спрессованного песка, третьи выглядели как плотно упакованные одноцветные клетки, а когда Глория, смахнув пыль, склонилась над плитой так низко, что глаза ее оказались дюймах в пяти от каменной поверхности, сложность структуры камня еще и возросла. Теперь желтое было не желтым, но каким угодно, от серого до зеленого, с вкраплениями — от черных до мерцающих перламутром, сияющих, преломляющих свет.

А если она наклонится ниже, то увидит еще больше? Какой-то невообразимый спектр? Или рисунок поверхности будет составляться и распадаться сам собой, фрактальный, словно исполняющий фугу?

А если заглянуть глубже?

Под поверхность? В некую сокровенную суть?

Хотя, возможно, сути-то и не существует. А существует лишь — вплоть до малейшей детали самой малой детали — нескончаемая итерация, кодовое обозначение кодового обозначения другого кодового обозначения.

Этого ей не узнать никогда. Глубже она проникнуть не сможет. Не сможет увидеть больше того, что видит.

— Вкусно пахнет?

Она выпрямилась. Перед ней стоял, улыбаясь, Гектор.

— Я нарисовал для вас карту, — сказал он. — Семья не предполагала, что ей придется в таком скором времени хоронить двух ее членов, и землю на кладбище заранее не приобрела. Вот вам номер участка, номер ряда и номера могил. Людей вы там не увидите. Участок был заполнен лет тридцать пять назад, а похороны теперь происходят начиная с трех часов дня и в полумиле от него.

Глория повернула листок с картой к себе — так, чтобы дорога, ведущая из Агуас-Вивас, начиналась с нижнего его края.

— Это совсем недалеко от шоссе. Войдете в главные ворота, а там по указателям… хотя нет. Не стоит. Дайте-ка.

Гектор достал из нагрудного кармана карандаш и стер проложенный им маршрут.

— Самое быстрое — оставить машину на обочине и спуститься с дороги вот здесь.

Он поставил на карте крестик и написал: «Глория»; поставил второй, написал: «Карлос».

— Все очень просто, — сказал он. — А ограды там нет.

Глория скомкала карту и сунула ее в карман — чтобы не видеть свое имя стоящим так близко к его.

— Спасибо.

— Если запутаетесь, возвращайтесь, я дам вам самые точные указания. Да просто поеду туда с вами.

— Не хотелось бы лишний раз вас беспокоить.

— Какое же тут беспокойство, сеньора. — Он кривовато улыбнулся. — Я только радуюсь, когда ко мне кто-то заглядывает.

Она собралась было попросить его передать прощальный привет Луису, но вовремя вспомнила об их вражде. И потому последними ее обращенными к Гектору словами были:

— Я найду.

Когда она включила двигатель «доджа», Гектор стоял в двери своей мастерской, под лупившим вовсю, даром что времени было только половина десятого, солнцем, и махал ей толстой лапой. Он принадлежал к числу тех мужчин, которые не потеют. И вместо пота стирал со лба пыль.

— Поосторожнее на дорогах! — крикнул он.

Глория почему-то ожидала прощания менее прозаического. Но что он мог знать? Для него она была всего лишь приехавшей с большим опозданием далекой родственницей одной из покоившихся на кладбище женщин. Ему было чем заняться — он резал камень. И ничего более реального для Гектора не существовало.

Стронув машину с места, она помахала ему рукой. Воздух приятно овеял ладонь. Пока машина не выехала на шоссе, Глория держала руку выставленной за окно и представляла себе, как прибавит сейчас скорость и оторвется от земли.

ОНА ЗАЕХАЛА НА ЗАПРАВОЧНУЮ СТАНЦИЮ. На сей раз здесь распоряжался взрослый мужчина с ослепительной лысиной и усами, из которых получились бы отменные протезы сурочьего хвоста. Бак «доджа» он наполнил, не произнеся ни слова.

Принимая от него сдачу, Глория сказала:

— У вас очень умные сыновья.

Он заморгал — как если б она ткнула его пальцем в пупок.

— Да. Верно.

— Передайте им привет от меня, хорошо?

— А вы кто?

— Яо Мин.

КАРТА ГЕКТОРА ПРЕДЛАГАЛА ЕЙ остановиться в нескольких сотнях ярдов после поворота на ведущую к кладбищу дорогу. Подъезжая к этому месту, она наблюдала за тем, как земля становится голубой, влажной, подвижной, а затем в одно мгновение иссыхает.

Глория вышла из машины. Она знала — именно здесь Карл слетел с дороги. По одну сторону от шоссе простиралось дно огромного озера Агуас-Вивас, ставшее ныне приютом мертвых. По другую тянулась бескрайняя пустошь, кочковатая и бугристая, как плохо заправленная постель. Где-то здесь и лежал Карл. Глория невольно улыбнулась. Надо же, целую пустыню в свое распоряжение получил.