История войны 1813 года за независимость Германии - Модест Богданович

Силезская армия считала в рядах своих более русских, нежели пруссаков; но, так как дело шло о существовании Пруссии, то начальство над этой армией было предоставлено прусскому полководцу – Блюхеру. Почти с самого детства, вопреки желанию своих родителей, Блюхер обрек себя военному ремеслу. 15 лет от роду он бежал из школы, определился в шведские войска, был захвачен в плен прусскими Черными гусарами, вступил в армию Фридриха Великого, участвовал в последних походах Семилетней войны и был ранен в сражении при Фрейберге. Молодой человек отличался необузданностью и дерзостью, затевал беспрестанно ссоры, имел много дуэлей, но был уважаем и любим товарищами за прямодушие и благородство своего характера. В 1773 году, будучи обойден при общем производстве в майоры, Блюхер написал к Фридриху Великому: «Фон Эгерфельд, единственная заслуга которого состоит в том, что он сын маркграфа, произведен мимо меня. Прошу у Вашего Величества отставки». Король отвечал: «Ротмистр Блюхер уволен от службы и может убраться к черту». Получив отставку, Блюхер поселился в своем померанском поместье, снискал уважение и преданность своих сограждан и был избран ими в члены Рыцарского совета (Ritterschafsrath). По кончине же Фридриха Великого он снова поступил на службу майором, в 1787 году, 45 лет от роду. В продолжение революционных войн Блюхер, в чинах полковника и генерал-майора, командуя гусарским полком Беллинга, приобрел такую славу, что его прозвали «вторым Цитеном». В походе 1806 года генерал-лейтенант Блюхер подвергся упреку в том, что, отделившись с командуемой им кавалерией от корпуса Гогенлоэ, ослабил его и тем подал повод к капитуляции у Пренцлова, не достигнув никаких выгодных последствий и будучи принужден положить оружие при Любеке. Таким образом, в 1813 году, достигнув уже свыше 70 лет от роду, Блюхер еще не имел случая прославиться великими военными подвигами. Барклай-де-Толли, Витгенштейн, Ланжерон командовали в прежних войнах значительными силами; даже в прусской армии удалось генералу Йорку сорвать свежие лавры в походе 1812 года и приобрести громкую известность отложением от французов и образованием народных вооружений в Восточной Пруссии. Напротив того, все славнейшие действия Блюхера были совершены им в давно минувшую эпоху, когда он командовал отрядами в несколько тысяч человек.

Несмотря, однако же, на все это, старый воин пользовался безотчетным доверием и преданностью прусских войск. Его воинственный вид, выразительные черты лица, убеленные сединой волосы, в соединении с душевными качествами, силой воли и духа, неколебимого ни опасностями, ни страхом ответственности, – все выказывало в нем героя и внушало невольное уважение к нему народа и войск. Казалось, само время не могло сломить могучего мужа; уже достигнув преклонных лет, он был крепок силами, войнолюбив, смел и предприимчив. Его неустрашимость, твердость в несчастии и отвага, возраставшая по мере затруднений, были основаны на сознании своих физических сил, развитых и испытанных им многократно в ручных схватках. Убежденный в том, что нет никакого затруднительного положения, из которого было бы невозможно выйти, сохраняя всегда присутствие духа, Блюхер требовал такой же самоуверенности от своих подчиненных, ценил в них, паче всего, храбрость, и уважал только тех, которых считал предприимчивыми. Одаренный быстрым соображением и проницательностью, он выказывал, в самых разнообразных обстоятельствах, необыкновенную находчивость; его приветливое обращение, веселость и неисчерпаемая шутливость привлекали к нему всех его окружавших. Не получив никакого научного образования, он, несмотря на то, не пренебрегал наукой, но и не имел преувеличенного понятия о влиянии ее на военное дело. Нередко случалось ему говорить о небрежности своего первоначального воспитания, но он очень хорошо знал, что и при таком недостатке можно совершить многое. Быстрота его военного взгляда была изумительна, особенно в решительные минуты, в пылу сражений. Там способность его приводить в исполнение собственные либо чужие усвоенные им идеи проявлялась во всем блеске. Когда же доводилось ему соображать действия на карте, он едва удостоивал ее своим взором, и тогда лишь обнаруживалось, до какой степени были ему чужды кабинетные распоряжения. Но это неудобство устранялось состоявшими при нем весьма сведущими военными людьми, начальником штаба Гнейзенау и генерал-квартирмейстером Мюффлингом14.

Генерал Гнейзенау, главный из сподвижников Блюхера, соединял в себе все те качества, которых недоставало прусскому герою: предусмотрительность, осторожность и положительные сведения по многим предметам. Без его содействия Блюхер не мог бы совершить столь великие подвиги, и лучшим свидетельством тому может послужить благородное сознание самого Блюхера15. Будучи принужден в молодости бороться с крайней нуждой, Гнейзенау с большим лишь трудом успел приобрести высшее образование и, уже будучи 23 лет от роду, поступил в 1782 году прапорщиком в полк маркграфа Аншпах-Байрейтского, в то самое время, когда этот полк, нанятый английским правительством, отправлялся в Америку для действия против отложившихся Соединенных Штатов. Затем, поступив на службу в прусскую армию, он достиг майорского чина, уже 47 лет от роду, в начале 1807 года. В это время он сделался известным Шарнгорсту, который, умев оценить его способности, содействовал его назначению, вместо малодушного Лукадэ, кольбергским комендантом. Отличная оборона Коль-берга, в эпоху общего упадка духа, обратила на Гнейзенау внимание народа и доставила ему производство в следующий чин и орден Pour le mérite. Затем, под руководством Шарнгорста, занимался он, вместе с Борстелем, Клаузевицем, Бойеном, Грольманом и проч., преобразованием армии. В 1809 году, будучи в полковничьем чине, он вышел в отставку, как полагают – по домогательству самого Наполеона, но, получив место по министерству иностранных дел, был посылаем с важными поручениями к стокгольмскому и лондонскому дворам. Во время пребывания в Англии Гнейзенау пользовался особенным благоволением принца-регента и подружился с графом Мюнстером, душой сношений английского правительства с Германией. По возвращении в отечество он постоянно держался партии, готовой возобновить отчаянную борьбу с Наполеоном; когда же в 1812 году Пруссия заключила союз с заклятым врагом своим, Гнейзенау уехал в Англию, где оставался до того времени, пока обстоятельства открыли обширное поле его кипучей деятельности16.

Император Александр приехал в Прагу 3 (15) августа, где вскоре явились к нему известные французские генералы Моро и Жомини. Первый прибыл по вызову российского монарха, который еще в 1805 году желал иметь при себе знаменитого полководца: к этому побуждало государя преувеличенное понятие об искусстве действий Моро на Рейне; многие полагали, что его имя могло оказать сильное влияние на французских воинов и поколебать их преданность Наполеону. Сам Моро заблуждался в этом отношении, думая, что неудовольствие, возбужденное беспрестанными войнами Наполеона, господствовало более, нежели где-либо, во Франции, и особенно во французской армии. В продолжение многих лет своего изгнания, удалившись в Америку, живя в своем небольшом поместье на берегу Делавера, Моро, хотя и следил за ходом современных событий, однако же имел о них совершенно превратное понятие. Он полагал, что гибель огромной французской армии в России поселила ненависть к Наполеону в его подданных и что господство его над Францией поддерживалось единственно страхом. По мнению Моро, достаточно было ему, приняв начальство над 30 000 или 40 000 пленных французов, возбужденных жаждой мести против Наполеона, появиться на берегах своего отечества, чтобы вся Франция восстала на общего притеснителя: таково было, по его мнению, единственное средство для низложения Наполеона. В начале 1813 года писал он российскому посланнику в Соединенных Штатах, Дашкову: «Большое несчастие для всего человечества, что низкий виновник всех бедствий ускользнул от гибели, постигшей его армию. Он может сделать еще много зла, по великому влиянию ужаса внушаемого его именем на слабых и злополучных французов. Не сомневаюсь в том, что он бежал из России, опасаясь раздражения своих солдат столько же, сколько и пик ваших казаков. Плененные в России французы должны быть в ярости от того, что с ними случилось, и дышать одним лишь мщением. Если довольно значительное число этих несчастных согласится, под моим предводительством, выйти на берега Франции, то смею ручаться, что Бонапарту от них не уйти. Но, вспоминая дело при Кибероне, не упущу из вида надлежащих предосторожностей…»17.