История войны 1813 года за независимость Германии - Модест Богданович

Моро отправился в путь на североамериканском корабле 12 (24) июня, и два месяца спустя, прибыв в гетеборгскую гавань, послал к императору Александру следующее письмо: «Как только г-н Дашков изъявил мне желание Вашего Величества, чтобы я отправился в Европу, я поспешил исполнить вашу волю, отложив мой отъезд лишь на время, необходимое, чтобы известить мою супругу и [дать ей возможность] покинуть Францию, куда ее принудило отправиться состояние ее здоровья.

Завтра сойду на берег в Гетеборге и останусь здесь только для приготовлений к дальнейшему путешествию.

Ваше Величество может рассчитывать на мое стремление поскорее прибыть к Нему и на мое желание быть чем-либо Ему полезным»18.

После свидания с прежним сподвижником своим, наследным шведским принцем, Моро отправился в Богемию и приехал в Прагу 4 (16) августа. Император Александр, узнав о том, предупредил Моро своим посещением и представил его лично императору австрийскому и королю Прусскому. Не имея намерения вступить в русскую службу, Моро оставался в партикулярном платье, в круглой шляпе, сером сюртуке и сапогах со шпорами; находясь постоянно в свите императора Александра, он был удостоиваем благосклонностью государя, но не нашел сочувствия и доверия к себе в главных сподвижниках союзных монархов19.

Генерал Жомини, швейцарский уроженец, давно уже имел намерение перейти в русскую службу, а в 1813 году, будучи обойден, при общем производстве в генерал-лейтенанты, по неблаговолению к нему Бертье, уехал из Дрездена в главную квартиру союзной армии. Император Александр удостоил его благосклонным вниманием и принял на службу генерал-лейтенантом. Генерал Жомини был встречен весьма радушно русскими офицерами, которые, изучив его сочинения, питали глубокое уважение к нему, признавали безусловно авторитет знаменитого писателя и были уверены, что он окажет важные услуги. Но вскоре оказалось, что практические способности Жомини не соответствовали ожиданиям его почитателей: так, например, он никогда не умел оценить число неприятельских войск, расположенных на позиции либо двигавшихся в виду его; никогда не удавалось ему быстро сообразить влияние местности: все это повело к заключению, что «генерал Жомини не был тактик», но значение его как «великого стратега» долго оставалось ненарушимым в русской армии20.

При описании военных событий всего труднее изложение хозяйственных распоряжений по части продовольствования армии и вообще снабжения войск всем нужным. Порядок и строгая отчетность в приеме и отпуске сумм, в заготовлении и расходовании запасов, существующие в мирное время, делаются совершенно невозможны во время войны: неожиданные обстоятельства, встречаясь на каждом шагу, заставляют изменять обычные способы; беспрестанная прибыль и убыль войск препятствует строгой отчетности. Военный историк находит в официальных бумагах сведения недостаточные, не могущие удовлетворительно объяснить ни достоинство, ни последствия административных соображений, а в мемуарах встречаются лишь общие заметки насчет состояния войск, провиантской, комиссариатской, госпитальной и проч. частей, движения парков и подвижных магазинов, и тому под. Все это ведет к тому, что многие военные события, по недостатку данных, относящихся к хозяйству армии, объясняются превратно. И потому, как бы ни были скудны материалы, могущие представить проявление административной деятельности армии, они всегда будут драгоценны в глазах людей, не довольствующихся выводом конечных результатов ее движений и действий.

По заключении перемирия, значительное число российско-прусских войск, собранных в Силезии, истощило эту страну и заставило Союзных монархов учредить в Варшавском герцогстве временное военное управление1, которого главными обязанностями были распределение реквизиций и доставка собранных запасов к армии. В начале перемирия, положение дел казалось безвыходным: в полковых обозах вовсе не было сухарей, а подвижные магазины далеко отстали от армии. На первый раз, провиант был доставлен из складов находившихся в ближайших прусских крепостях; а между тем, собраны, в значительном размере, реквизиции на всем пространстве Польши от Силезской границы до Бромберга, Варшавы и Кракова, откуда продовольствие доставлялось к Одеру; подобным же образом были устроены подвозы из Торна. В самой Силезии войска нашли большие средства; но как доставка сена оказалась затруднительной, то, вместо того, войска добывали траву фуражировками. Многие из жизненных припасов приобретались покупкой; в особенности же негласно из австрийских владений. Довольно значительное количество муки было доставлено из верхней Силезии. Жители нейтральной полосы между воевавшими армиями, и преимущественно бреславльские граждане, привозили много хлеба в Швейдниц и другие места расположения союзной армии. Для доставки провианта также служили подвижные магазины: один из них, составленный из 3000 крестьянских подвод, первоначально назначенный для бывшей Молдавской армии, прибыл на Вислу в весьма плохом виде, но перезимовав в Варшавском герцогстве, отправился и пришел в Силезию с 25 000 центнеров (более 60 000 пудов) сухарей, которые, будучи сохраняемы, служили для продовольствования войск не только в 1813 году, но и в следующем походе2.

Еще до выступления из Силезии в Богемию, в последней стране было закуплено для русской армии значительное количество фуража, скота и вина3.

По прибытии в Богемию на левую сторону Эльбы, русская армия имела при себе в подвижном магазине сухарей на 24 дня, (которые – говорит Барклай – я взял с собой как бы украдкой), не считая 10-дневного провианта в ранцах и полковых фурах. Часть этих запасов была издержана в продолжение пребывания в окрестностях Теплица, потому что австрийское интендантство, хотя и обязалось доставить все нужное своим Союзникам, однако же, несмотря на сделанные им огромные заготовления, не могло удовлетворить потребностям Главной армии, и к тому же страх, наведенный отступлением Союзников после дрезденского сражения, заставил австрийцев приостановить подвозы. Это время было чрезвычайно затруднительно в отношении к продовольствованию войск. Фураж доставали в Рудных горах и по северную сторону их в Саксонии. «Оставаясь на месте, пишет Канкрин, должно делать как можно большие заготовления, потому что меры принимаемые впоследствии для пополнения запасов иногда оказываются несвоевременными». Австрийское интендантство весьма благоразумно озаботилось о доставке запасов из отдаленных областей Империи. Перепечение муки в хлеб и сухари производилось частью в походных печах, наскоро устроенных при войсках, частью по городам жителями. Главнейшее же затруднение заключалось в устройстве подвижных магазинов4.

С открытием военных действий, главным источником снабжения армии жизненными припасами сделались реквизиции, производившиеся на следующих основаниях:

При движении вдали от неприятеля, в местах мало населенных, на каждом этапе, либо, по крайней мере, на каждом из пунктов, где войска имели растах, заготовлялся большой склад провианта и фуража, или только сена; в более же населенных областях, получалась готовая пища от хозяев, которым, в вознаграждение за то, выдавались деньги от местного управления страны, либо запасы из магазинов. Даже в Саксонии, до самой встречи с неприятелем, большая часть армии продовольствовалась по квартирам, и только лишь иногда войска стояли биваками. На ночлегах, и в особенности на растахах, вспомогательные магазины служили для пособия войскам и для продо-вольствования главных квартир. При сближении с неприятелем, либо в тех случаях, когда нельзя было надеяться на содействие местных управлений, высылались вперед комиссионеры с казачьими партиями для побуждения жителей к поставке запасов. Эти партии служили также к предупреждению беспорядков нередко производимых обозами и командами, для избежания чего было принято за постоянное правило – чтобы жители не давали ничего войскам без ассигновки комиссионеров.