После любви - Виктория Платова

Не имеющие ничего общего с индустрией изготовления париков впросвещенной Европе.

Рыжий.

Белый.

Жгуче-черный.

Все три парика великолепны, роскошны. Все три парика кажутсяскальпами, снятыми с черепов топ-моделей, рекламирующих шампуни, с череповкиноактрис, рекламирующих себя самих, с черепов участниц конкурса «Мисс Мира»,которые заняли призовые места в номинации «купальники».

Вот откуда появились брюнетка, блондинка и рыжая – мнестоило бы больше доверять словам сумасшедшей Ширли. Да и наконец-товключившееся воображение рисует брюнетку в пончо из шерсти ламы (очки отАрмани), рыжеволосую femme fatal в черном шифоне и с красной розой на поясе(очки от Джанфранко Ферре) и блондинку, затянутую в латекс (очки отмотоциклетного шлема, шлем и мотоцикл «Kawasaki» прилагаются).

Таких вариантов возникает множество, и в каждом ни одна изтроих не повторит другую, вот Ширли и запуталась. Кем была Мерседес на самомделе?

Гением переодевания?

Еще – и гением переодевания. Ко всему прочему.

Кофточка от Mariella Burani больше не волнует меня, пошлаона к черту!.. А следом за ней стоит убраться мне, и чем скорее, тем лучше:богатство, заключенное в гардеробной, не может долго оставатьсяневостребованным.

Но перед тем, как уйти, мне не мешало бы посетить туалет, отвсех переживаний сегодняшнего дня мочевой пузырь непомерно раздулся и переполнилсяи теперь вряд ли так уж кардинально отличается от мочевого пузыря касаткисредней руки.

С облегчением задвинув дверь гардеробной, я нацеливаюсь наванную, где, по моим расчетам, должны находиться вполне исправный унитаз ирасколотое биде.

…С биде все оказывается в порядке, роль ванны с блескомисполняет джакузи со множеством форсунок и задвигающимся стеклянным пологом, абелоснежный кафель унитаза заставляет вспомнить об улыбке Слободана Вукотича.Дно ванны пересохло, в ней нет ни капли влаги – так же, как нет ни капли влагив раковине; ее поверхность свободна от кремов, гелей, зубных паст, зубных щетоки мыла, зато есть целый рулон туалетной бумаги в держателе.

И – зеркала.

В этом не было бы ничего странного, если бы зеркало былоодно. Но их восемь: два вмонтированы в потолок, еще два – на стене, к которойпримыкает джакузи, еще два – на стене напротив, еще одно – над раковиной, ещеодно – против унитаза: едва усевшись, я обнаруживаю в нем свою физиономию изастывшее на ней выражение неземного блаженства. Да-а… Скрыться от своихотражений в самой интимной части дома невозможно. К тому же все система зеркалустроена так, что они замкнуты друг на друге и множат пространство внутри, одналже-Мерседес прямо на глазах превращается в восемь лже-Мерседес, а затем и вшестнадцать, и тридцать две, и… и… и… фас-профиль, профиль – фас – тричетверти, и… и… и…

Эти зеркала – верный путь в психушку. Таков мой вердикт.

Я выбираюсь из ванной комнаты с плотно зажмуренными глазами,а теперь – вон!.. Вон из этой странной квартиры, даже перспектива новой встречис пупсом, подвергшимся линчеванию на перилах пятого этажа, меня не остановит.

Вон!..

Рысью промчавшись по залу и выскочив в прихожую, я ужеготова взяться за ручку входной двери, когда меня останавливает телефонныйзвонок. В пустых гулких комнатах безобидная, в общем, трель звучит как ударбича, как серия следующих один за другим выстрелов, в них слышится угроза иторжество: ты попалась, попалась!..

А вот и нет!

Сейчас я толкну дверь – и только меня и видели! Накосьвыкуси, как сказали бы мои питерские друзья. Кажется, я проговариваю это вслух,после чего следует сухой щелчок автоответчика. И женский голос – глубокий,сильный (и кажется – когда-то мною слышанный) начинает речь, больше похожую натронную:

«Абла пура мьерда[35], но черт с вами,продолжайте. Только покороче, у вас есть ровно пятнадцать секунд. Время пошло».

«Мьерда» – дерьмо по-испански, вот и все, что я вынесла извступительной части. Куда запропастился чертов телефон? Идя на звук, яобнаруживаю его стоящим прямо на полу, за диваном. На черном корпусе базымигает красная кнопка.

«Вы как всегда неподражаемы, Мерседес. Это Слободан, мысегодня виделись с вами…»

Слободан. Его голос слегка подрагивает, и даже телефонныепомехи не в силах пригасить дрожь, что это ему взбрело в голову звонитьМерседес прямо домой? Полное нарушение субординации, более того – несусветнаянаглость!.. И откуда он узнал номер телефона? Ах да, оттуда же, откуда он знаетадрес, – Слободан сам говорил мне, что привозил Мерседес какой-то пакет сдокументами и позвонил снизу, а Мерседес… нет, не так – царственная Мерседес,рыже-черно-белая Мерседес, Мерседес почти миф попросила… нет, не так – велелаему бросить пакет в почтовый ящик.

Зачем он звонит?

Чтобы проверить – на месте ли Мерседес. И что его не обвелавокруг пальца самозванка, только прикидывающаяся Мерседес. На его месте я бытоже призадумалась.

Спросить бы у Ширли, у которой собрана самая достоверная информацияо расах и национальностях, чего стоит ожидать от сербов. Впрочем, я и так вкурсе, что услышу в ответ: сербов чуть меньше, чем китайцев, они расползлись повсей Европе, они сосредоточили в своих руках все канатные и монорельсовыедороги, они монополизировали продажу новогодних фейерверков, они делают подкоппод Монблан и уже перепилили ножовкой одну из несущих конструкций Эйфелевойбашни и – если и не едят кошек – то знают толк в их приготовлении.

Зачем он звонит?

Я могу выяснить это, если сниму трубку. Но если я сниму ее…Слободан сразу же обнаружит полное несоответствие моего (самого обыкновенного)голоса и того царственного, что произнес «абла пура мьерда».

У меня остается не больше трех секунд на принятие решения.

Прокашлявшись, я (не надо, не нужно, не стоит!) снимаютрубку.

– Да! Слушаю! – Я стараюсь говорить тихо, снесвойственными мне глуховатыми интонациями – как раз в стиле очков отмотоциклетного шлема, как раз в стиле розы на шифоновом поясе.

– Мерседес?

– Да.

– Вас плохо слышно.

– Помехи на линии. Разве мы договаривались о звонке?

– Нет, но…

– Тогда в чем дело?

– Я просто хотел поблагодарить за то, что согласилисьвстретиться со мной.

– Вы уже благодарили. Что-то еще?

– Нет, но… Мы увидимся?

– Я ведь сказала, что сама вас найду.

– Я буду ждать.

– Всего хорошего, Слободан.