Лекарь-возлюбленный - Маша Моран

Но я не собирался проигрывать. Тем более, жалкому подобию самого себя. Я не отдам ему Рэйдена. Лекарь только мой. 

Мне удалось обезглавить нескольких монахов и наконец достать двойника. Порез на его прозрачном теле засиял алым, но, кажется, не причинил особого вреда. 

Усталость и ранения начали брать свое. Я пропустил еще несколько ударов и оказался зажат между деревом и монахами. Они сдерживали меня, а двойник готовился к новому удару. 

Словно порыв ветра, сбоку прилетел поток синего огня. Пламя опутало сначала одного монаха, потом другого. Оно перебиралось с монстра на монстра, плавя их конечности, которые буквально отпадали и шлепались на землю. 

Я посмотрел в ту сторону, откуда пришла новая огненная волна. Моя уверенность в том, что там стоит Дайске, разлетелась вдребезги под ударом страха. 

Рэйден. Прекрасный бледный Рэйден творил руками заклинания, безмолвно что-то шепча. Его алхимия походила на танец сароен в Доме Услады — каждое движение призвано зачаровать и лишить воли. 

Резко, словно перерубал мечом шею врага, он взмахнул рукой, и в двойника, метнувшегося ко мне, полетело дрожащее голубое марево. Туманная дымка и дрожь водной глади. 

Болван замер. Он пытался сделать хоть какое-то движение, но заклинание его удерживало.

Полным боли взглядом он посмотрел на лекаря. 

Рэйден шагнул к нему, совсем не обращая внимания на меня. 

— С ним вы никогда не будете счастливы… — Болван дернулся, с трудом преодолевая сопротивление дымки. — Между вами всегда будет стоять его трон. Его страна. Его дворец. Гарем и министры. Тысячелетние законы. 

Я бросился к ублюдку, собираясь перерубить его демоново горло. Но Рэйден вдруг встал между нами, загородив двойника от меня. 

В его руке блеснул кинжал, который показался смутно знакомым. Рукоять с единорогом… Откуда он у Рэйдена? 

— Это неправильно… — Голос лекаря был едва слышен. Он дрожал и прервался. А свободная рука вдруг накрыла щеку болвана и ласково погладила. — Ты всего лишь дух, которому дали шанс прожить несколько сяоши… 

Двойник замотал головой. Из его, моих!, глаз вырвались несколько слезинок. 

— Я смогу всегда быть с вами. Всег…

Рэйден всадил нож ему в живот. Я видел, как напряглась хрупкая спина, как опустились узкие плечи. Тихий выдох боли принадлежал не моему двойнику, а лекарю. 

Голубая дымка исчезла, и болван упал на колени, цепляясь за тело и одежду Рэйдена. И в этот момент я вздрогнул от ревности к самому себе. Тот, другой я, действительно мог обладать Рэйденом. Мне же он был недоступен. Как небеса для демонов из Царства Мертвых. 

— Я бы любил вас больше, чем он… Я бы любил вечно… 

Рэйден всхлипнул и, вынув кинжал, вонзил в горло двойника. Рана засияла алым, а лекарь снова издал мучительный всхлип.

Неожиданно его рука дернулась, отделяя голову двойника от его тела. Алое сияние ослепило на пару мгновений. А когда оно потухло, в ворохе моей одежды лежала бумажная маска. 

Я подошел к Рэйдену. Он опустился и поднял маску. Его плечи дрожали, дыхание срывалось, и мне нестерпимо сильно захотелось его обнять. 

Осторожно я положил ладонь на его плечо.

Он сказал трон. Трон, страна и дворец. Ах да, еще гарем! И министры. 

Отец часто бывал во дворце. А в их поместье постоянно приходили министры. 

Иногда ей удавалось сбежать из своего павильона, чтобы подсмотреть и подслушать, что говорят на тайных встречах. Если отец приглашал сароен, Катарине приходилось долгие сяоши наблюдать за развлечениями министров, прежде чем удавалось услышать что-то важное. 

Конечно же, многие из этих разговоров были о дворце. О его обитателях. О короле. И его сыне, который так и не был объявлен наследным принцем. 

Ей казалось, что она знакома с этим далеким парнишкой, заточенным за высокими стенами дворцовой крепости. И неважно, как он выглядел, как звучал его голос и каким глупым его считали. Он был пленником. Таким же пленником, как и она. Катарина знала, каково это — быть в заточении у собственной семьи. 

Кто-то говорил, что он — калека, а кто-то утверждал, что принц страдает слабоумием. Катарина не знала, какой из этих слухов правдив. Личность принца была овеяна легендами, одна невероятнее другой. Но она знала наверняка: он — человек. Человек, который не волен распоряжаться собой и своей судьбой. 

Тот, кто сейчас стоял за ее спиной… тот, кто сражался подобно богам и мог взлетать над землей, словно птица… тот, кто так легко отдавал приказы и не боялся взять на себя ответственность… тот, кто своей красотой затмевал и богов, и небожителей, не мог быть слабоумным принцем, прячущимся от чужих глаз. К нему невозможно было испытывать жалость. 

Неужели тот, кто вызывал трепет и восхищение, кто завораживал взглядом темных глаз, чьи губы были мягкими и теплыми, а движения — смертоносными и отточенными, был тем самым принцем, о котором с презрением и пренебрежением шептались, когда не оставалось других тем для разговоров? 

Она-то думала, что между ними стоит ее прошлое и обман, о котором она даже не могла рассказать. Но все оказалось еще хуже. 

Да ему бы служили только за его красоту! Женщины наверняка готовы убить, чтобы попасть в его гарем, а мужчины сходят с ума от зависти к его боевому мастерству. 

Как мог принц, которого никто никогда не видел, оказаться среди жалких обитателей приграничной крепости? 

Боги!.. Она лежала с ним в одной кровати. Целовала и кусала, оставляла свои следы, и делала то, за что ее должны казнить. Его гарем наверняка полон таких, как она, дур. Хотя нет, скорее всего, ему служат первые красавицы Ванжана. Родовитые, образованные, обученные манерам и искусству наслаждений. 

На что она вообще надеялась? С самого начала было ясно, что между ними не просто пропасть, а многие ли бездны. 

Все, на что она могла рассчитывать, — эта бумажная маска, на которой едва заметно проступали следы чернил. 

Плечо накрыла тяжелая ладонь. Как такое может быть, что его кожа просто пылала, обжигая сквозь слои халатов? 

Казалось, что прошла целая вечность, на деле же — десяток ее рваных вздохов, не больше. 

Посланник рывком развернул ее к себе с такой силой, что поток воздуха от ее движения колыхнул его волосы. 

Посланник? Нет, принц. Только так. 

— Я приказал вам оставаться и ждать меня! Зачем вы пришли? 

Вот откуда требовательные ноты в его голосе. Это не просто приказы приближенного к королю чиновника. Это приказы принца! Того, кто привык, что ему подчиняются ВСЕГДА. Каким бы немощным и слабовольным он ни был. Хотя тот, кто стоял перед ней… он ведь был рожден для того, чтобы управлять другими! Как кому-то вообще могло прийти в голову назвать его болезненным или слабоумным?