Оппенгеймер. Триумф и трагедия Американского Прометея - Кай Берд

с белеными глинобитными стенами и низкими, вырубленными вручную стропилами. Мисс Уорнер, которой тогда было пятьдесят два года, потчевала «изголодавшихся ученых» домашней стряпней. Они при свете свечей поглощали баранье рагу из традиционной индейской черной керамической посуды, вручную слепленной местной горшеней Марией Мартинес. После ужина гости ненадолго собирались у камина, чтобы прогреться перед возвращением назад. За вечер при свечах мисс Уорнер взимала символическую сумму в два доллара с носа. Она знала только, что эти таинственные люди работали «над очень секретным проектом. <…> В Санта-Фе его называли базой подводных лодок — догадка не хуже других».

Ужины у мисс Уорнер приобрели такую популярность, что пять супружеских пар каждую неделю бронировали для себя место на один и тот же день. Оппенгеймер позаботился, чтобы он и Китти числились главными клиентами в календаре Эдит. Завсегдатаями вскоре стали Парсонсы, Уилсонсы, Бете, Теллеры, Серберы и прочие, в то время как многие другие пары из Лос-Аламоса соперничали за престиж попасть в число званых гостей. Как ни странно, у тихой мисс Уорнер сложились особые отношения с бойкой, острой на язык женой Оппенгеймера. «Мы с Китти понимали друг друга, — говорила потом Уорнер. — Она была мне очень близка, а я ей».

Однажды в начале 1944 года Оппи привез с собой нобелевского лауреата, датского ученого Нильса Бора и представил его мисс Уорнер как мистера Николаса Бейкера — под псевдонимом, который Бор взял себе по инициативе Оппенгеймера. Все называли скромного, непритязательного датчанина «дядей Ником». Любезный, вечно бормочущий Бор изъяснялся спотыкающимися полуфразами. Со своей стороны мисс Уорнер тоже не отличалась красноречием. Много лет спустя Бор напомнил о неожиданной дружбе с ней запиской сестре мисс Уорнер — «я благодарен за дружбу с вашей сестрой». Мисс Уорнер испытывала к Бору и Оппенгеймеру почтение, граничащее с мистическим поклонением: «Он [Бор] носит в душе великий покой, неистощимый источник спокойствия. <…> Роберт тоже носит его в себе».

Разумеется, Бор не единственная приметная личность, ужинавшая за столом мисс Уорнер. Дом у моста Отови посещали Джеймс Конант (руководитель группы S-1 первого отдела Управления научных исследований и разработок), Артур Комптон (нобелевский лауреат, заведующий металлургической лабораторией Чикагского университета) и лауреат Нобелевской премии Энрико Ферми. Однако на комоде мисс Уорнер держала оправленную в рамку фотографию одного Оппенгеймера. Длинное благодарственное письмо, которое мисс Уорнер в конце 1945 года прислал Фил Моррисон, с таким же успехом мог написать и сам Оппи: «Вы, мисс Уорнер, стали немалым кусочком нашей новой жизни. Вечера в вашем доме у реки, за аккуратно накрытым столом, у искусно сложенного камина передавали нам вашу спокойную уверенность, создавали чувство домашнего очага, отвлекали нас от временного жилья цвета хаки и проложенных бульдозерами улиц. Мы не забудем. <…> Я рад, что у подножия наших каньонов есть дом, где так хорошо понимают дух Нильса Бора».

Глава двадцатая. «Бор был богом, а Оппи — пророком его»

Для создания атомной бомбы моя помощь уже не требовалась.

Нильс Бор

«Соревнование» за право создать атомную бомбу первыми, по сути, началось с отставания. Горстку ученых, почти сплошь европейских эмигрантов, в 1939 году охватила паника при мысли, что их бывшие коллеги в Германии могут опередить их, использовав открытие деления атомов урана в военных целях. Ученые указали на угрозу правительству США, которое начало поддерживать конференции и небольшие ядерные научно-исследовательские проекты. Комиссии, состоящие из ученых, проводили исследования и писали отчеты. Однако после открытия расщепления ядра в Германии прошло два года, прежде чем весной 1941 года Отто Фриш и Рудольф Пайерлс, немецкие ученые-эмигранты, работавшие в Великобритании, придумали, как еще до окончания войны создать практичный атомный боеприпас. С этого момента все участники американо-британско-канадского проекта атомной бомбы полностью сосредоточились на победе в смертоносной гонке. Мысли о том, какие последствия ядерное оружие возымеет в послевоенном мире, до поры никому не приходили в голову, пока в декабре 1943 года в Лос-Аламос не приехал Нильс Бор.

Оппенгеймер был чрезвычайно благодарен Бору за то, что он присоединился к проекту. Датского физика тайком вывезли из Дании на моторном баркасе ночью 29 сентября 1943 года. Он благополучно прибыл на шведский берег и был отправлен в Стокгольм, где немецкие агенты планировали его ликвидацию. 5 октября отправленные для эвакуации Бора британские пилоты помогли ученому занять место в бомбовом отсеке английского бомбардировщика «Москито» без опознавательных знаков. Когда фанерный самолет поднялся на высоту шести километров, пилот распорядился, чтобы Бор надел встроенную в кожаный шлем кислородную маску. Однако Бор не расслышал инструкций — потом он скажет, что шлем не налезал на его большую голову, — и потерял сознание от нехватки кислорода. Пассажир все же долетел живым и после посадки в Шотландии заметил, что неплохо выспался.

На летном поле Бора встретил друг и коллега Джеймс Чедвик. Они приехали в Лондон, где Чедвик начал вводить гостя в курс британско-американского проекта создания бомбы. Бор уже в 1939 году понимал, что открытие ядерного деления позволяло создать атомную бомбу, однако полагал, что инженерные работы по отделению урана-235 потребуют колоссальных, а потому непрактичных промышленных затрат. А теперь ему сообщили, что для этой самой цели предоставили свои промышленные ресурсы американцы. «Бору, — писал потом Оппенгеймер, — это показалось фантастикой».

Через неделю к Бору в Лондоне присоединился его сын Оге двадцати одного года, подающий надежды молодой физик, который в будущем сам получит Нобелевскую премию. В течение семи недель отца и сына посвятили во все подробности «Трубных сплавов», как для маскировки называли ядерный проект англичане. Бор согласился стать консультантом британцев, и те командировали его в Америку. В начале декабря Бор с сыном сели на борт корабля, идущего в Нью-Йорк. Генерал Гровс был не в восторге от присутствия Бора, но с учетом международного авторитета датчанина в мире физики неохотно выдал ему разрешение на посещение секретного «объекта Y» в пустыне Нью-Мексико.

Недовольство возникло у Гровса после чтения справок разведки, характеризирующих Бора как непредсказуемого возмутителя спокойствия. 9 октября 1943 года «Нью-Йорк таймс» сообщила о прибытии в Лондон датского физика, вынашивающего «планы нового открытия в области ядерных взрывов». Гровс был взбешен, но ничего не мог поделать, кроме как попытаться удержать Бора под контролем. Задача оказалась безнадежной — Бор был неукротим. В Дании, если ему требовалось увидеть короля, он просто приходил и стучал в ворота дворца. Примерно так же он поступил и в Вашингтоне — пришел на встречу с лордом Галифаксом, послом