Барабаны осени. Книга 2. Загадки прошлого - Диана Гэблдон

Встретившись с ней взглядом, я отчетливо разобрала в ее глазах вопрос, хоть формулировка его и была весьма странной.

– Как он пришел к тебе? – спрашивала она, и девушка эхом повторила ее слова.

Я держала ладонь раскрытой. Камень казался на удивление тяжелым, потому что из-за переливчатой окраски он больше походил на невесомый мыльный пузырь.

– Он пришел ко мне во сне, – сказала я наконец, не зная, как еще это объяснить.

Старуха шумно выдохнула. Теперь к ее страху примешалось любопытство. Она бросила отрывистую фразу одной из сидевших неподалеку женщин, та достала что-то из-под лежанки в каморке за ее спиной и протянула Тевактеньон.

Красивая Женщина начала петь; ее голос был хриплым из-за возраста, но на удивление сильным. Она простерла над пламенем руки, и в огонь посыпалась мелкая коричневая крошка, чтобы тут же взметнуться густым табачным дымом.

Ночь была тихой. До нас доносились громкие разговоры и смех с другого конца дома, где продолжался праздник. Среди них я даже разобрала голос Джейми – он говорил по-французски.

Я глубоко вдохнула. Дым поднимался тонким белым столбом, и сладковатый запах табака ярко окрасил холодный воздух, отчего-то воскрешая в памяти школьные футбольные матчи Брианны: уютный аромат шерстяных одеял и какао в термосе, клочья сигаретного дыма, витавшие над толпой… За этим последовали и другие, более страшные воспоминания: молодые мужчины в форме, мерцающие на взлетном поле огни и втоптанные в землю окурки перед тем, как отправиться в очередной бой, оставив после себя лишь облачко табачного дыма.

Тевактеньон что-то сказала, и тихий голос ее внучки вернул меня в реальность.

– Расскажи мне о том сне.

Был ли это и впрямь сон или мимолетное воспоминание, принесенное на крыльях дыма? Не важно, здесь все мои воспоминания стали снами.

Я рассказала обо всем, не делая различий между видениями и явью: о буре, об убежище в корнях красного кедра, о черепе среди камней… о светящейся горе и мужчине с разрисованным лицом.

– Ты видела Несущего Огонь? – вырвалось у девушки.

Она отпрянула от меня, как от ядовитой змеи.

Старуха что-то властно бросила ей, потом ткнула девушку пальцем и нетерпеливо повторила вопрос.

– Бабушка спрашивает, можешь ли ты его описать? Как он был одет?

– Он был голым. В одной набедренной повязке. А еще весь разрисован.

– Как именно?

Я описала рисунки на теле. Это было нетрудно: зажмурившись, я видела призрак столь же отчетливо, как в тот день, когда он появился передо мной на склоне.

– А лицо у него было черным ото лба до самого подбородка, – закончила я, вновь открывая глаза.

Переводчицу мои слова явно расстроили: с дрожащими губами она то и дело испуганно озиралась на бабушку. Старуха слушала внимательно; она вперилась в меня взглядом, словно разглядывая описываемый мною образ прежде.

Я давно договорила, а старуха все молчала, по-прежнему буравя меня взглядом. Наконец она кивнула и морщинистыми пальцами погладила ожерелье из пурпурных раковин, висевшее на ее груди. Майерс рассказывал мне о таких штуках – они назывались вампум. Это была летопись ее семьи и в то же время знак статуса: держаться за ожерелье – все равно что клясться на Библии.

– Это случилось в день Зеленой Кукурузы, много лет назад. – Она четырежды сомкнула и разогнула пальцы. – К нам пришел человек с севера. Хотя речь его была странной, мы могли его понять. Так говорят онондага или кананга, но он не назвал ни своего племени, ни своей деревни – лишь свой клан, клан Черепахи. Он был храбрым. Хорошим охотником и воином. И красивым – многим женщинам нравилось на него смотреть, хотя подойти мы боялись.

Тевактеньон ненадолго замолчала, и в ее глазах вспыхнуло мечтательное выражение. Я мысленно прикинула: сорок лет назад она была зрелой женщиной, однако достаточно молодой, чтобы впечатлиться таинственным незнакомцем.

– Наши мужчины, как всегда, забыли об осторожности. – Она неодобрительно покосилась в сторону большого костра: там шумели все сильнее. – Они садились с ним и курили, пили пиво и слушали. А он говорил, с полуночи до заката, и потом, при свете костров. И лицо его всегда было злым, потому что говорил он о войне.

Она вздохнула, покрепче сжав красные ракушки.

– Только о войне. Не против пожирателей лягушек из соседней деревни или тех, кто ест лосиный помет. Нет, мы должны были поднять томагавки на осерони – французов. «Убейте их всех, – говорил он, – от старого до молодого, от границы до большой воды. Идите к сенека, отправьте человека к кайюга, пусть Лига Ирокезов выступит как одно племя. Нападите, пока не слишком поздно», – говорил он.

Тонкое плечо приподнялось и тут же упало.

– «Поздно для чего? – спрашивали мужчины. – Почему мы должны воевать просто так? У нас все есть, зачем нам драться?» Это было еще до того, как пришли французы, ты поняла, да? А он говорил: «Это ваш последний шанс. Потом будет поздно. Они соблазнят вас своим металлом, выманят, обещая ножи или ружья, и уничтожат за кухонные горшки. Оглянитесь, братья, – твердил он. – Вы столько лет шли своим путем, что сосчитать нельзя. Вернитесь же на него – или погибните. Ваши легенды забудут. Убейте их сейчас – иначе вас сожрут». И мой брат, тогда он был вождем, и другой мой брат, шаман, сказали, что это глупо. «Уничтожат нас? Сожрут нас? Белые ведь не едят сердца своих врагов, никогда, даже в бою». А вот молодые слушали. Они всегда слушают тех, кто говорит громко.

– Он знал… – сказала внучка, и старуха, кивнув, заговорила еще быстрее. Девушка едва успевала переводить. – Он знал, что случится – британцы и французы начнут воевать, и каждый будет просить нас о помощи. Он сказал, что придет время, и они станут драться, и тогда мы должны встать и убить их всех. Тавинеонавира, Зуб Выдры – так его звали – сказал мне: «Ты живешь одним днем. Ты знаешь о прошлом, но не глядишь в будущее. Ваши мужчины говорят «Нам ничего не нужно» и сидят на месте. Ваши женщины думают, что в железном котле готовить легче, чем в глиняном горшке. Вы все не видите, что случится из-за вашей лени». «Неправда, – отвечала я. – Мы вовсе не ленивые, мы чистим шкуры, сушим мясо и кукурузу, выжимаем из подсолнечника масло и лепим для него кувшины. У нас всегда есть запасы на зиму. При чем тут железные котлы и глиняные горшки?» А он рассмеялся, хотя глаза его были печальны. Он никогда мне не грубил, как остальным.

Девушка бросила взгляд на бабушку и тут же потупилась.

– Он сказал: «Женщины, вы только и думаете что о еде и тряпках. Это все мелочи. Мужчины не должны о них заботиться». «Ты ходинонхсони, ирокез, и так думаешь? Откуда же ты пришел, раз считаешь женские заботы мелочью?» А он покачал головой и сказал: «Вы не глядите дальше». Я спросила, как далеко глядит он сам, но он не ответил.

По моим рукам побежали мурашки, несмотря на тепло огня, потому что я поняла, о чем именно говорил Зуб Выдры.