Мистер Капоне - Роберт Дж. Шёнберг

Затем Маттингли добавил фразу, которую посчитал гениальной:

– Мы действуем непредвзято…

«Эти слова, – сказал главный федеральный судья Прентис Х. Маршалл, который осуществлял контроль над инсценированным учебным процессом в рамках ABA[172], – были распространены во время подобных переговоров в те дни».

В наши дни адвокат обязательно озвучил бы все важные моменты и добился, чтобы Налоговое управление США подтвердило: клиент «делает заявления исключительно с целью прийти к обоюдовыгодному соглашению, и ни с какой иной».

Херрик отметил, что возможно преследование и иных целей, но Маттингли позволил слушаниям продолжаться. «Такой подход не имеет смысла, – отмечает Том Марлой. – Ни при каких обстоятельствах не позволяйте клиенту продолжать, когда кто-то спрашивает: «Вы отказываетесь от своих прав?» Решение по делу Миранды против Аризоны появилось только в шестидесятых годах. Капоне сделали предупреждение «Миранды» в присутствии адвоката! Как адвокат позволит ему продолжить говорить? Кошмар какой-то».

Адвокат Терри МакКарти высоко оценил, как Капоне справлялся на слушаниях, ловко уклоняясь или просто отказываясь отвечать, когда вопрос был слишком каверзным. Он просто перекладывал ответ на адвоката.

Херрик попытался проявить доброжелательность:

– Как долго вы получаете большой доход? – спросил он.

– У меня никогда не было даже части того, что называется большими доходами.

– Изложу несколько иначе – доходы, которые могут облагаться налогом.

Это означало сумму более $5000 в год.

– На подобный вопрос ответит мой адвокат, – сказал Капоне.

После того как Маттингли признал, что Капоне предоставил деньги на покупку поместья Палм-Айленд от имени Мэй, помощник Херрика задал вопрос:

– Откуда взяты деньги, которыми вы расплатились?

Маттингли дал отвод. Херрик быстро переключился на ключевую тему:

– Должны эти деньги облагаться налогом?

– Я не буду отвечать на этот вопрос.

Когда налоговые агенты перешли к ведению отчетности, Капоне поменял показания, данные во Флориде 14 февраля 1929 года: теперь он просто заявил, что никогда не вел никаких записей. Капоне спросили про банковские счета. Ни одного. Собственность. Никакой. Доход. Минимальный. Акции и облигации. Отсутствуют. Лошади и собачьи бега. Капоне только делает ставки, но ничего не организует.

Федералы добились признания, что после 1926 года он не работал на Торрио. Капоне пользовался только наличными; у него не было ни одного погашенного чека, он не держал ни цента в банке.

– Что вы делаете с деньгами? – зарычал один из участников допроса, теряя терпение. – Вы их носите с собой?

– Ношу с собой, – спокойно ответил Капоне.

В конце слушаний у налоговиков не было никаких сведений о размере и источниках дохода, но, по крайней мере, они знали о самом существовании дохода. Конечно, на судебном разбирательстве предупреждение Херрика могло пересилить заявление Маттингли «действовать без предубеждений».

Запись переговоров была окончена. Стенографист закончил писать и поднялся со своего места. Фрэнк Уилсон говорил много лет спустя:

«Лицо со шрамом засунул лапу в карман, вытащил штук шесть сигар «Корона» и пихнул в мою сторону. Закурим?

– Нет, – коротко отозвался я.

Он нахмурился:

– Меня пытаются придавить. Берегите себя, Уилсон.

– Хорошо, – ответил я.

Не было привычных рукопожатий, когда мы закрываем первичные налоговые слушания. Я не намеревался пачкать руки о его лапы, запачканные кровью».

В стенографических записях упомянуты все присутствующие на переговорах, в том числе и Луис Уилсон, человек из Налогового управления, отвечающий за мошенничество в Чикаго. Не Фрэнк Уилсон. Позже Луис Уилсон отрицал сказанное. О присутствии Фрэнка Уилсона на слушаниях, кроме него, никто не упоминал.

Присяжные слушали показания по финансам Ральфа Капоне в течение пятнадцати дней. Хотя в показаниях были отдельные сложные моменты, большая часть была довольно проста.

Продавцы ювелирных изделий получали от Ральфа чеки, подписанные различными фиктивными именами. На эти счета обратили внимание налоговые агенты. Владельцы баров расплачивались за пивные поставки чеками, причем суммы зачастую оказывались кратными $55, что соответствовало цене за бочку пива.

25 апреля 1930 года, через девять дней после поединка между Аль Капоне и Налоговым управлением США, присяжные признали Ральфа виновным. Судья приговорил его к трем годам лишения свободы и штрафу в $10 000.

Ральф сделал краткое официальное заявление: «Приговор говорит сам за себя». – Но пробормотал вдобавок: «Я ничего не понимаю». Ральф вышел из зала суда под залог, подав на апелляцию.

Лоуренс Маттингли провел еще несколько встреч с налоговиками. 20 сентября 1930 года он выразил позицию Капоне в письме, известном как «Письмо Маттингли», адресованное Херрику.

Письмо начиналось с призыва к «отсутствию предубеждений» по отношению к вышеупомянутому налогоплательщику на любых слушаниях. Сведения, которые могли быть использованы против него, должны основываться только на достоверной информации.

Он предоставил некоторые важные статистические сведения: назвал возраст сына Сонни (двенадцать лет) и подчеркнул, что с 1922 года Капоне содержит мать, сестру Мафальду и брата Мэтью.

Из письма следовало, что до второй половины 1925 года Капоне получал зарплату, не превышающую $75 в неделю. В период с 1925 по 1929 год включительно Капоне получал значительные суммы денег, принадлежащих ему по праву собственности. [Другими словами, это был не доход.]

Он вошел в некоторые неуказанные предприятия с тремя неназванными «сподвижниками примерно в конце… 1925 года», то есть после ранения и отречения Торрио. Из-за отсутствия капитала участие в получении прибыли было ограничено вплоть до 1928–1929 годов: Капоне получал одну шестую, в то время как остальные партнеры – одну треть.

Мебель в доме на острове Палм-Айленд стоила не более $20 000, а дом все еще находился под ипотекой в $30 000. С 1927 года задолженность Капоне редко составляла менее $75 000. Часто намного больше.

В результате Маттингли заключил, что налогооблагаемый доход Капоне за 1926 и 1927 годы был фиксированным и не мог превышать $26 000 и $40 000 соответственно, а за 1928 и 1929 годы не превышал $100 000 долларов в год.

«Письмо Маттингли» дало правительству основание для возбуждения дела в неуплате налогов.