Критика евангельской истории Синоптиков и Иоанна. Том 1-3 - Бруно Бауэр

в другую сторону, неуместно, но еще более неуместным покажется нам соотношение грехов, когда мы увидим, что в ст. 12 основной идеей было равенство отношений — «как и мы», а в оправдании этой мысли в ст. 14. 15 поведение людей ставится в условие такого же поведения со стороны Бога. Только аллюзия на слово «прощение» побудила евангелиста поместить это изречение здесь. Он взял его из письма Марка.

Матфей не должен позволить себе отвлечься от своей темы, предостережения против лицемерия, он даже сопротивляется искушению добавить изречение о силе молитвы, которое следует за наставлением о молитве в писании Луки, позже С. 7, 7 он наверстывает упущенное — еще раз возвращается к теме, чтобы в ст. 19 позволить речи блуждать в новой области.

§ 22. Истинная забота.

«Здесь, — говорит Толук, — контекст разрывается поразительным образом». Как будто до сих пор контекст был самым лучшим! Скорее, дело обстоит так. До сих пор евангелист составлял большие отрывки, которые располагал рядом без всякой связи, и как он действовал до этого С. 5, 17. 6, 1, так он поступает и здесь: он не думает о том, чтобы связать последующий отрывок с предыдущим. Он хочет иметь связь только внутри отдельных разделов, где он всегда использовал переходные артикли — ovv, jdę, de, даже если эта связь отсутствовала в том разделе, из которого мы только что вышли.

Теперь он тоже хочет дать связный сам по себе раздел, поскольку и заключение, и начало этого раздела посвящены мысли о том, что беспокойство о земных вещах не подобает верующему, но тут уже выясняется, что он даже при всем желании не может дважды применить переходный артикль: он вынужден вставить два изречения без всякой связи. Он уже начинает уставать, силы его покидают, и он отчаивается, что сможет передать читателю богатую коллекцию изречений, имеющуюся в его распоряжении, которую он непременно хочет использовать для Нагорной проповеди, эту массу жемчужин, нанизанных на нитки. Уже здесь, в данном отрывке, он уже не образует таких прекрасных целых вещей по собственному усмотрению, как прежде, без каких-либо существенных изменений он берет в свою речь изречения в том виде, в каком он находит их в писании Луки, и после этого — заметим это сразу С. 7, 1-20 он даже не пытается образовать особые разделы, сходные сами по себе, но перечисляет жемчужины одну за другой своему читателю.

1. Забота о небесных и земных благах.

Увещевание о том, что нужно искать небесных, а не земных сокровищ, имеет два смысла: первые нетленны, а вторые непостоянны, и что сердце будет там, где сокровище. Оба эти положения легко уживаются в изложении Матфея, но то, что последнее добавлено как обоснование ко всему изречению — ибо где сокровище твое, лучше мотивируется, когда в начале Лк 12, 33, 34 было сказано: продай, что имеешь, и подай милостыню. Тогда становится понятной цель напоминания о том, что сердце привязано к стыду: верующий должен оторваться от всех земных благ.

С нового подхода начинается наставление против земных забот С. 6, 25. «Посему говорю вам: не заботьтесь о житейском, о том, что вам есть и пить». Почему? Потому что никто не может служить двум господам, то есть даже Богу и мамоне. Однако о служении мамоне здесь не говорится, а говорится только о заботе о земных нуждах. Маловерным» напоминается, что Отец Небесный кормит птиц небесных — так почему же не их, которые стоят гораздо больше? — Что никто не может видеть и локтя длины своей — зачем же закалять себя для одежды? Что жизнь больше, чем пища, тело больше, чем одежда — т. е. что Тот, Кто дал большее, не откажет и в меньшем, что полевые лилии не трудятся для этого и все же вырастают до своего великолепия, что только язычники беспокоятся о земных нуждах, но Отец Небесный знает, что Его собственные нуждаются во всем, что относится к питанию тела: только ищите, говорится в конце, Царства Божия и правды его, и все это приложится вам.

Где здесь хотя бы отдаленно упоминается служение маммоне? Здесь так же мало, как и в реализации той же идеи в письме Луки, которое скопировал Матфей, но которое связано со странным изречением. Матфей даже сохранил переход, как его формирует Лука, дословно: διὰ τοῦτο λέγω ὑμῖν[12], но Лука вполне мог сделать такой переход, поскольку говорил не о служении мамоне, а только о глупости человека, который собирает чаши, чтобы весело есть и пить, и не хочет богатеть для божественных вещей. Конец рассуждения «Ищите прежде Царства Небесного» и начало «Потому говорю вам: не тратьте жизни вашей» имеют смысл, значение и связь. имеют смысл, значение и связь.

Заключение «Ищите же прежде Царства Небесного» — это тоже реальный вывод, который подготавливается каждым отдельным элементом предшествующего развития, а значит, и подытоживает, доминирует над всем целым. У Матфея это не вывод, потому что в нем не учитывается идея двойного служения, но, наконец, и потому, что это изречение не стоит в конце развития, а за ним следует новая причина, почему не следует «стремиться к завтрашнему дню», то есть тоже новая решимость; ибо завтрашний день сам позаботится о себе, и достаточно того, что каждый день имеет свою язву. Возможно, евангелиста побудило добавить сюда эту новую реплику то обстоятельство, что в Евангелии от Луки после слов о том, что малое стадо не должно бояться, ибо Отцу угодно было дать им Царство, — возможно, Матфей счел более уместным заменить это увещевание новой репликой, которая действительно очень яркая, но не принадлежит ни контексту, ни концу этой речи.

Тот, кто по-человечески и разумно посмотрит на дело и прочтет речь Лк 12, 22-31 с ее богатой аргументацией, с этой быстрой последовательностью отдельных доводов и в то же время с этой живописью картин, так непредвзято, Как это должно быть в вопросах такого рода, и должным образом оценит ее художественное построение, должен будет признать, Что это свободный, авторский продукт и не что иное, как речь Иисуса, которая в таком виде сохранялась в памяти долгие годы. Эту речь создала уверенность христианского самосознания, которое знает себя защищенным в обладании своим сокровищем и возвышается над тревожными заботами о земных нуждах. Притча о богаче, задумавшем собрать свои сокровища и умершем, не успев спокойно насладиться ими, также принадлежит перу писателя, а ее