Судьба Тирлинга - Эрика Йохансен

– Отец Тайлер?

– Да, но мы не можем найти его. Я проследил его путь до самых Яслей, но там упустил.

Келси кивнула, чувствуя, как болезненно сжимается сердце при мысли о старом священнике, оказавшемся в этом аду. Булава, наверное, мог бы его найти, но она не могла просить его вернуться в это ужасное место. Вчера за обедом он рассказал ей о том, что устроил в Яслях, но, хоть ее и порадовало то, как близко к сердцу принял он ее слова, тогда она никак не могла понять, зачем он нанял на эту работу кейденов. Теперь она знала, и гадала, насколько же ужасным должно быть это место, чтобы напугать самого Булаву? Он бы непременно посмеялся над всеми этими коронами, камнями и магией; Келси почти слышала его сухой скептический тон. Но в голове ее набатом стучала мысль: «изменить прошлое, изменить прошлое». Она повернулась к Ловкачу.

– Ты убил Джонатана Тира?

– Нет.

– Вы с Роу были друзьями.

Он моргнул, удивленный ее словами, а затем ответил:

– Да. Были. Мне казалось, что были.

– Почему он так сильно ненавидел Тиров?

– Роу всегда говорил, что его рождение было огромной ошибкой.

– Что это значит?

– Не знаю. Но, по его словам, корона могла эту ошибку исправить. – Ловкач отвернулся и хрипло сказал: – Мы лишь хотели восстановить то справедливое общество, которое существовало до Перехода…

– О чем ты говоришь? – прошипела Келси. – Мир до Перехода был хуже, чем наш нынешний!

– Но мы-то этого не знали! – Ловкач взглянул на нее почти умоляюще. – Нам ничего не рассказывали. Мы знали только то, что говорил Роу. А он говорил, что тот мир был лучше, что в нем процветали умные и трудолюбивые. У них дома были лучше, еды больше и отличное будущее впереди… этим он нас и завлек.

Келси стиснула кулаки. Когда-то ей казалось, что она влюблена в этого мужчину, но теперь было ощущение, что это случилось не с ней. Мальчишка, Гэвин, затмил все те чувства. Даже если бы Ловкач прямо сейчас заявил о своей вечной любви к ней, она бы просто рассмеялась ему в лицо.

– Почему, во имя всего святого, ты не рассказал мне этого всего раньше? – потребовала она ответа. – Чего ты рассчитывал добиться, так много скрыв от меня?

– Ты приписываешь мне намерения, которых не было, королева Тира. Ответ намного проще: мне было стыдно. Смогла бы ты легко выложить все самые постыдные моменты своей жизни на суд незнакомцу?

– Нет, – ответила она после секундного раздумья. – Но я бы и не стала ставить собственную гордость выше блага всего королевства.

– Какого блага? Все это в прошлом, уже триста лет как в прошлом. Какое это теперь может иметь значение?

– Прошлое всегда имеет значение, глупец, – рыкнула Келси. – Еще раз спрашиваю, кто убил Джонатана Тира?

– Ох, его убил Роу, – ответил Ловкач устало. – Он убил их всех, и Дориан, и Вирджинию и Эвана Олкотта, всех, кто мог доставить неприятности. Он убил даже мисс Зив, библиотекаря, но было слишком поздно; она успела спрятать все книги в надежном месте.

– Он же не мог убить их всех в одиночку.

Ловкач посмотрел на нее с укоризной.

– Ты пытаешься пристыдить меня еще сильнее, королева Тира? Я был дураком, но что сделано, то сделано. Я пролил над своим прошлым немало слез.

– Что случилось после смерти Джонатана?

– Я помог Кэти бежать. Это был единственный мой хороший поступок, потому что Роу собирался избавиться и от нее тоже. Но она носила ребенка, она сама мне сказала, и я не мог не обратить внимания; это был бы слишком большой грех…

– Забудь об этом! – коротко велела Келси; слово грех всегда приводило ее в раздражение, и ей было тошно при мысли, что он не считал Кэти достойной спасения, пока она не забеременела. – Кто был его отцом? Джонатан?

– Она мне не сказала. – Ловкач отвернулся, но Келси успела заметить в его глазах отголоски прежней боли, и внезапно вспомнила, что он как-то пытался пригласить Кэти на летний праздник. Он восхищался ей, или даже больше, достаточно, чтобы помочь ей бежать… но недостаточно, чтобы помочь еще и Джонатану. – Она исчезла, прихватив с собой корону Роу. Когда он об этом узнал, то взбесился, и я думал, он убьет нас всех, но к тому времени он уже начал таять. Кэти прокляла нас, но потребовались месяцы, чтобы понять, что с нами что-то не так.

– Ее наказания явно было недостаточно.

Лицо Ловкача пошло красными пятнами от гнева, и на мгновение Келси показалось, что он может ее ударить. Но затем его кулаки разжались, и он устало облокотился на перила балкона, признавая поражение.

– Говори, что хочешь, королева Тира. Но если ты проживешь долгие века, проводив в последний путь всех, кто был тебе дорог, а мир вокруг тебя всегда будет полон чужих людей, может быть, твое мнение изменится.

Но Келси была не в том настроении, чтобы ему посочувствовать. Она обернулась, глядя на раскинувшиеся перед ней земли, и прищурилась, глядя на северо-запад в тщетной попытке увидеть Новый Лондон. Но какой Новый Лондон? Город Кэти или ее собственный? Оба сейчас были в осаде, и Келси внезапно стало горько из-за разбитой мечты Уильяма Тира. Он так много работал, чтобы достичь своего лучшего мира… как и все они – и Лили, и Дориан, и Джонатан, и все те люди, что совершили Переход. Они боролись и голодали, и даже умирали в попытках достичь извечной мечты человечества, но не знали, что в идее Тира были просчеты. Слишком просто. Утопия – это не идеальное общество, каким его воображал Тир, это постоянное развитие. И человечество должно работать, чтобы достичь такого общества, работать упорно, изо всех сил стараясь не допускать в будущем ошибок прошлого. Над этим будут трудиться целые поколения, возможно, бессчетные поколения, но…

– Мы достигнем его, – пошептала Келси. – А если и нет, то нужно стараться подойти как можно ближе.

– О чем ты, королева Тира?

Келси посмотрела на него невидящим взглядом, внезапно осознав, что должна делать. Она не знала, можно ли изменить прошлое, можно ли исправить ошибки, допущенные Уильямом Тиром. Но даже не попытаться казалось самым безрассудным путем из всех возможных, и только теперь Келси поняла, что и ее тоже, как и Лили, как и всех остальных, захватила мечта Тира. Извечная мечта человечества… даже за возможность достичь ее стоило отдать жизнь. Она сунула руку за пазуху и сжала сапфир Тира, увидев его лучший мир в сотнях лет от сегодняшнего дня, но все же так близко, что она почти могла его коснуться. И кто бы мог сказать, что было более реально: настоящее или прошлое? В тот момент, когда она обернулась, чтобы позвать Булаву, Келси поняла, что это не имеет значения.

Она живет и там, и там.

Два часа спустя Келси сидела в седле, окруженная своей Стражей, в сопровождении Холла и его солдат. Булава сидел перед ней, и руки Келси, которыми она обнимала его за пояс, были крепко связаны веревками спереди. Идея принадлежала Булаве, и была весьма своевременной; теперь фуга могла нахлынуть на нее в любой момент. Даже если Стражам все это казалось странным, они не подали вида; Корин примотал ее к Булаве, а Кибб искусно закрепил узлы. Сам процесс привязывания тоже был полезен, ведь теперь казалось, что повернуть назад уже нельзя. Келси не была абсолютным атеистом, слишком большое успокоение она находила в идее неизбежности.