Первач - Кирилл Юрченко

— Осторожнее! Он очень сильный! — вскрикнула Жанна.

— Как ты верно заметила… — прохрипел Гузенко. — Я не только сильный. Я верный. В отличие от тебя, сержант Михайлова! И презираю людей, которые плевали на свою присягу. Только не вздумай сказать, что ты не на его стороне!..

Гузенко обнял Тихона за шею и начал вставать.

— Вам больно, — сказал Тихон. — Не надо.

— Не ссы. А вот ты, небось, боишься, что я тебя задушу ненароком?

— Совершенно не боюсь, — ответил Тихон.

— Может, проведем эксперимент?

— Вам еще нужно вернуться к своим людям, майор.

— О-о-о, как верно ты заметил!.. — Гузенко закивал. — Мне еще нужно вернуться. Не только туда, в эту вонючую брошенную деревню. Но и на базу. Я так хочу снова прилететь сюда когда-нибудь, но уже без тебя…

— Чем же я вам так не угодил?

— Потому что ты человек без чести. Что ты знаешь о долге?

Майор отнял руки от его шеи и держался практически на одной ноге. Чуть качнется — и упадет! Тихон дал знак Жанне подстраховать.

— Стой там! — прикрикнул Гузенко на девушку и, когда та послушно замерла, вновь обратился к Тихону: — Я не из тех, для кого присяга — разменная монета. Дал слово — держи! Слыхал, небось? Нет, тебе меня не понять… Такие, как ты, всю жизнь, как флюгер — туда-сюда. И нашим, и вашим.

— Зачем вы так?

— А нельзя иначе. Не ценится сегодня верность клятве. Я солдат, понимаешь?! Мое дело — защищать людей, пока сердце бьется! Полоса одурманила тебя. И тебя! — он показал на Жанну.

— Сегодня клятва вам велит защищать людей. А завтра — прикажут убивать их же.

— Давай обойдемся без демагогии! Однажды я прислушался к тебе и нарушил приказ — бросил раненую тварь в Иркутске, хотя должен был доставить ее в лабораторию. Баста! Такого больше не будет! Если бы все были верны своему долгу и держали слово, у нас была бы совсем иная жизнь! Сержант Михайлова!

— Да, — вяло откликнулась Жанна.

— Сержант Михайлова! — рявкнул Гузенко, едва держась на ногах.

— Я!

— Оружие мне!

Жанна испуганно посмотрела на Тихона. Тот кивнул: делай, что просит. Но едва она приблизилась к майору, глаза у того закатились, он завалился на бок. Кинувшись к нему, Жанна не дала майору упасть. Находясь в бреду, он что-то бормотал себе под нос.

— Придется делать носилки, — сказал Тихон.

Он заметил, что Жанна отводит взгляд.

— Ищешь в его словах правду?

— А если и так? — с вызовом произнесла она. — Вдруг я не права?! Вдруг ты не прав?!. Тебе легко рассуждать. Тебе не за что отвечать. А я знала людей, которые стрелялись, когда их честь подвергалась сомнению! Совесть им не позволяла жить! Майор — такой человек!

— Ты только вдумайся, какие ты вещи говоришь! А тем, кто бросает бомбы на города, убивает одним махом тысячи, миллионы людей — им совесть позволяет жить?!

— Не учи меня! — лицо Жанны покраснело от готовящихся хлынуть слез. — И не равняй нас с убийцами!..

Она упала на грудь Тихону и затряслась от рыданий. По законам Полосы душевная боль множилась, долго не давая успокоиться. И Тихон, как мог, принимал на себя ее страдания. Когда девушке стало легче, и он мог снова настроиться на голоса Полосы, возникло стойкое ощущение, что в окружающем пространстве и в нем самом что-то изменилось. Как будто за время пребывания в Полосе его душа и разум складывали сложную фигуру, в которой недоставало каких-то элементов. И чем дальше, тем больше элементов удавалось собрать. Вот и сейчас что-то добавилось, давая надежду на то, что он, возможно, вскоре получит ответы на многие вопросы.

Тихон подумал, что, если собрать все эти элементы, тогда он сумеет даже то, что сейчас кажется невозможным. Например, залечить ногу майора. Да и не то что залечить, а сделать так, словно и не было раны. Но не нашлось никого рядом, кто подсказал бы, что именно требуется сделать для этого.

Пришло и другое ощущение: в Полосе появились люди. Их присутствие ощущалось на расстоянии — в том направлении, где находился брошенный скит, — подтверждая не отпускавшие Тихона подозрения, когда он отказывался верить, что людей в поселении нет. И вот они явились. Вероятнее всего, их должен был увидеть сейчас сержант Рогов и остальные.

«Вернулись хозяева. Почему именно сейчас? Связано ли это с тем, что я выполнил задание Алекса и все живы? Тогда выходит, они наблюдали за нами, ждали. Ну, ничего — подождут еще немного».

Необычно яркое свечение пробивалось сквозь туман и становилось сильнее по мере приближения к скиту. Этот свет растворял туман, делал его прозрачнее. И вскоре пелена окончательно распалась. Возникший перед ними скит с момента отсутствия изменился до неузнаваемости. Черные от старости избушки теперь выглядели новыми домами из добротных бревен, желтевших новизной свежего дерева. И мысли не могло возникнуть, что это место когда-то мертвым предстало их взгляду.

Тихон и Жанна остановились, опустив на землю самодельные, изготовленные из ветвей и одежды, носилки с раненым майором Гузенко.

«Это место теперь можно засечь со спутника!» — подумал Тихон, глянув на чистое небо.

Но что-то подсказывало, что это невозможно. Этот неожиданно солнечный участок в Полосе не имеет ничего общего с той реальностью, из которой они явились, чтобы выполнить чужое задание. И, естественно, нет никаких спутников в вышине. Да и вообще сомнительно, есть ли хоть что-нибудь техногенное за пределами обозримого пространства. Он почувствовал дуновение ветра, полного свежести и запахов разнотравья. Похоже, здесь властвовала весна. И ни единого следа тумана во весь горизонт вокруг. Будто и не было его никогда.

На тропе, соединявшей край скита с лесом, показался человек. Тихон заранее ощутил его приближение и не удивился, когда понял, что это Алекс. Он думал, Жанна бросится к Эджертону, однако девушка словно не вполне была уверена в том, что человек, представший ее глазам, — настоящий Алекс Эджертон, а не наваждение Полосы.

— Иди, — сказал Тихон Жанне, а сам наклонился к майору и потормошил его.

Очнувшись, Гузенко сощурился от яркого света.

— Столько солнца! Где это мы?

— У друзей. Здесь вас приведут в порядок.

Майор хотел приподняться. Тихон остановил его, надавив на плечо.

— Тебе повсюду мерещатся друзья, Злотников. Это глупо, — пробормотал майор и снова отключился.

Оставив его, Тихон направился к Жанне и Алексу. Его удивляло, что они не решаются обняться, как будто стесняются его присутствия. Он вспомнил свои ощущения в момент единения с душой Жанны и на миг посчитал себя виноватым перед другом, будто украл у него тогда эти секунды, показавшиеся вечными. Но понимание того, что здесь, в Полосе, такие ощущения могут быть подлинными в отношении любого живого существа, остановило его от угрызений. Возможно, есть и более высокая ступень чувств, которую ему еще только предстоит испытать.