Недоступная и желанная - Лоретта Чейз

– Ты, оказывается, очень вредная, – сказал Вир.

– Только потому, что ты заслужил это, – парировала Лидия.

– Но так нечестно!

Лидия придала своему лицу совершенно невинное выражение.

– О чем ты?

– Я не знаю точно, что ты задумала, – ответил Вир, – но я четко вижу: ты собралась всех одурачить. Ведь я знаю тебя лучше других. Никто не может разглядеть сидящего в тебе чертенка, а я могу.

– Полагаю, не столько ты сам, сколько сидящий в тебе чертенок сумел узреть своего собрата.

Губы Вира расплылись в его знаменитой убийственной улыбке.

Солнце за окном лишь в некоторых местах пробивалось сквозь обложившие небо тяжелые серые тучи. Однако там, где лежала Лидия, было светло, и солнечные зайчики весело бегали по потолку и кровати. Свет и тепло мешали думать о чем-то серьезном, превращая мысли в сладкий тягучий сироп.

– Не пойдет! – заявила она, наслаждаясь блаженным состоянием и не сдерживая глуповатой ответной улыбки. – Я не раскрою тебе окончание истории Миранды. Твои штучки возбуждают во мне тягу к тебе, это правда. Но не более того.

Вир медленно обвел ее взглядом от короны золотистых волос до пальцев ног.

– О, если бы я мог заставить тебя задохнуться от вожделения, ты бы мне все выложила, – проворчал он. – Но к сожалению, это нарушило бы распоряжения доктора.

– Доктор сказал, чтобы я избегала физических нагрузок и не тревожила рану, – напомнила Лидия, искоса взглянув на мужа. – Прояви свою изобретательность.

Вир поднялся с оттоманки и направился к выходу.

– Кажется, у тебя ее нет, – сказала она вслед.

– Не торопись с выводами, – ответил он, не оборачиваясь. – Я отошел только для того, чтобы обезопасить нас от вторжения посторонних.

Предосторожность оказалась отнюдь не лишней. Не успел Вир после короткой прелюдии приступить к освобождению Лидии от одежды, как угроза вторжения возникла. Источником ее оказались Элизабет и Эмили, которые, как выяснилось, имели очень слабое представление о том, чем могут заниматься оставшиеся наедине супруги. В самый ответственный момент, когда Вир уже практически начал интимный допрос жены относительно судьбы Миранды, они со всей силы забарабанили в дверь.

– Уходите прочь! – крикнул Вир.

– Что вы там делаете? – раздалось в ответ. – С тетей Лидией все в порядке?

– Гав! – добавила к этому Сьюзен.

В голосах девушек Вир уловил панические нотки, напомнившие ему их испуганные крики возле комнаты, где лежал их смертельно больной брат.

Он подошел к двери и, убрав подпиравший ручку стул, открыл ее. К нему обратились два худеньких встревоженных личика.

– Я просто бил мою жену, – сказал Вир. – По-дружески.

Взгляды двух пар зеленых, как море, испуганных глаз устремились на величественно полулежавшую на кровати Лидию, Она приветливо улыбнулась.

– Как вы могли… – начала Эмили. – Ой! – вскрикнула она, получив от сестры удар локтем под ребра.

– Он имел в виду это, сама знаешь что, – прошептала, склонившись к ней, Элизабет.

– О!

Сьюзен подозрительно обнюхала Вира, затем отправилась к хозяйке. Тщательно обнюхав ее ноги, она вдруг отвернулась, проворчала что-то себе под нос и хлопнулась на пол у ножки дивана.

Ободренные ее примером девушки также подошли к герцогине и присели на ковер рядом с собакой.

– Простите нас, – сказала Элизабет. – Мы впервые оказались в такой ситуации. Тетя Доротея и дядя Джон никогда не запирались в гардеробной для… для этого.

– И в других комнатах тоже, – добавила Эмили. – По крайней мере, я этого никогда за ними не замечала.

– Если не считать спальни, – сказала Элизабет. – Там они это иногда делают. У них же девять с половиной детей, если считать за половину того, кто скоро должен появиться.

– Да, уж. Думаю, что когда у тебя девять с половиной детей, – сказал, подходя к ним Вир, – спальня остается единственным местом, где можно заняться личными делами… если припереть дверь стулом.

– Вы можете заниматься этим, где вам хочется – великодушно заявила Элизабет, – мы вам больше никогда не помешаем. Мы просто не знали…

– А теперь знаем и будем остерегаться, – поддержала ее Эмили. – Мы будем сидеть в какой-нибудь другой комнате и представлять, как это происходит, – добавила она и захихикала.

– Она еще маленькая, – вмешалась старшая сестра. – Не обращайте на нее внимания.

– Нам так нравится Сьюзен, – сказала Эмили, подвигаясь поближе к Лидии.

Как бы в подтверждение своих слов девочка принялась почесывать собаку за ухом. Сьюзен мгновенно ответила на ласку, положив огромную голову на колени Эмили. Через пару секунд она закрыла глаза и полностью погрузилась в свое собачье блаженство.

– Когда Сьюзен не охотится на негодяев, она очень милая и ласковая, – подключилась к разговору Элизабет. – У нас в Лонглендзе было полдюжины мастифов.

– Я так скучала по ним, – сказала Эмили. – Но мы не могли взять хотя бы одного в Блэкслей. Тетя Доротея говорила, что они очень слюнявые и имеют привычку совать нос куда не положено. Она предпочитала собак, у которых не текут слюни. Они, по ее словам, более отвечают требованиям санитарии.

– Тетя Доротея считает, что и Робин подцепил дифтерию от одной из собак, – сообщила Элизабет. – Мальчики перед этим ходили ловить кроликов, и собаки, конечно, сопровождали их. Какие именно, никто не знает, но все помнят, что Рольф, он тогда еще был щенком, вернулся весь перемазанный в навозе и от него ужасно пахло. Тогда дифтерией заболели также две женщины в деревне, но они не могли общаться с нашими собаками.

– И ни один из мальчиков, которые были с Робином, не заболел, – добавила Эмили. – Так что собаки здесь ни при чем.

– Никто точно не знает, как распространяется болезнь, – сказала Лидия. – Совершенно непонятно, почему в одном случае одна и та же болезнь поражает целый город, а в другом заражаются всего несколько человек. И когда человек заболевает, никто не может предсказать, идет ли речь о случае средней тяжести или неизбежен смертельный исход. Все это ужасно несправедливо, – мягко добавила она.

– По крайней мере, Робин ушел быстро, не мучаясь, – сказала Элизабет. – Все закончилось в течение двух дней. И он почти все время был без сознания. Сиделка сказала, что ему не было больно, потому что Робин вообще ничего не чувствовал. Он был настолько слаб, что даже не мог ощутить испуг.

Вир отвернулся и подошел к окну. Солнце уже практически закатилось, и его последние сполохи были единственным, что он смог разглядеть сквозь темные сгустки тумана.

– Я точно знаю, что ему не было страшно в самом конце, – услышал он за спиной девичий голос. – Потому что дядя Вир был с ним.