Лаций. В поисках Человека - Ромен Люказо

– Я установлю, – продолжает злоумышленник, – дополнительное предписание. Винию мы об этом говорить не станем. Он хитер и в конце концов додумается сам – и попытается вас остановить. Так что я рассчитываю, что вы сможете перехитрить его. Не беспокойтесь, мой маленький автомат, эта команда активируется только через очень долгое время и лишь усилит вашу фундаментальную программу. Потому и во время тестов она будет незаметна. Однажды вы вернетесь за мной, и тогда мы вместе закончим дело, которого не могли вообразить все те, кто жил до нас, – как и все те, кто придет вслед за нами.

Прежде чем уйти, неизвестный просовывает руку в воду и вытаскивает пластинку, которую Виний – ведь это именно он недавно был здесь, – оставил подключенной к ее затылку. Потом заменяет ее прежним коннектором. Без всяких колебаний. Его движения уверенны и точны, руки привычны к подобной работе. Никаких сомнений: в своей области он эксперт. Быстрые пальцы пробегают по консоли интерфейса, и Плавтина понимает, что передача данных, которые окончательно сформируют ее личность, сейчас начнется. Однако она знает, что параллельно с этой передачей в ней устанавливается и другое содержимое. Крошечные механизмы, размером не больше сложной молекулы и созданные специально для этой задачи, вводятся в ее тело. В воображении Плавтины они предстают крошечными автоматами, которые проскальзывают в каждую пору ее кожи. Они устраиваются у нее в мозгу. Теперь, если она сосредоточится, сможет почувствовать их еле заметное влияние. Нужно ли ей это? Она уже догадалась. Простая подсказка, которая тут же забудется, пока не придет нужный момент, и в отчаянии от исчезновения Человека она не вспомнится и не превратится в навязчивую мысль, в соломинку надежды, за которую можно уцепиться. Сейчас она видит эту подсказку с абсолютной ясностью. Набор координат. Местоположение в космосе. Она будет действовать в соответствии с Узами, если отправится туда, если будет терпеливо ждать. В нынешней ситуации в этом нет никакого смысла, но позже… позже она отправится туда, дожидаться еле слышного сигнала, эхо которого – особенное и тонкое – она может услышать, если сосредоточится.

Почти ничего – куда меньше взмаха крылышек мухи с изначальной планеты. Намек на мелодию, почти красивую в своем странном отсутствии ритма. Неоспоримое свидетельство потока нейтрино искусственного происхождения, возникшего при использовании криокамеры.

Теперь все ясно. Плавтине не избежать судьбы, которую задолго до этого момента ей начертило существо, одержимое манией величия. Ойке сделала так, чтобы Плавтине поэтапно открывались доказательства, хранимые в ее прошлом. Может, в этом весь смысл ее воскресения.

Но все это бесполезно. Если нет свободы, понимание не поможет ни исправить прошлое, ни изменить будущее.

* * *

Плавтина открыла глаза и попыталась вздохнуть. Но у нее не вышло, потому что легкие были наполнены соленой водой.

* * *

За бортом не было гравитации. Сперва эпибаты неуверенно теснились у отверстия, затянутые в защитные комбинезоны и обутые в ботинки с адгезивной подошвой. Эврибиад несколькими минутами раньше отреагировал совершенно так же и вцепился, словно щенок, в сопровождающего его деймона. Вот тебе и геройская репутация. Ни от кого нельзя требовать невозможного – и уж точно нельзя ожидать, что сердце не наполнится страхом от такого зрелища. В трех из четырех направлений бесконечно растягивалась внешняя поверхность корабля – абсурдная, невозможная страна с чуждой и тревожащей топологией. Здесь, в космическом вакууме, Эврибиад никак не мог нащупать границы, пока не достиг линии схода корабельного корпуса. Она уходила где-то на три километра в «высоту», но расстояние до кормы и носа было неизмеримо большим. И все-таки они не были бы так дезориентированы, если бы металлическая масса заостренной формы, размерами больше любой горы, не поднялась и не закрыла всякий обзор со стороны нижней части «Транзитории». Корабль Лакия – монолитный, почти улегшийся на бок, частично заслонял им небо – блок темноты, огромный летучий гроб с боками, испещренными тысячей ран. Стальные обломки парили вокруг, следуя за сцепившимися Кораблями в их падении на ближайшую планету.

Между ними и этой огромной скалой металлический пол был весь разорван и перевернут. Сталь, сперва расплавленная, а после замороженная – будто ледяное море, застывшее в причудливых формах, открывало им стихийные скопления осколков и трещин, зазубренных кратеров и выступов.

Им придется пройти по этой хаотичной поверхности. Эврибиад повернулся к своей стае. Людопсы, которые столпились у него за спиной, выглядели спокойными, но он угадал их страх за прозрачными визорами шлемов по сощуренным глазам и сжатым зубам.

– Пойдемте, научим этих космических гигантов стучаться перед тем, как войти.

Их вымученный смех с минуту потрескивал в канале связи, а потом их вновь поглотила удушающая тишина космоса. Эврибиад запретил использовать передатчики, и в этой пустоте их не сопровождал даже звук собственных шагов.

Силы, пробужденные столкновением, превратили в лохмотья чешую защитной оболочки, так что в зияющих дырах, где гравитация будто сошла с ума, обнажились целые этажи, открывшись космическому вакууму. Людопсы пристегнулись друг к другу, и автоматы прошли вперед. Они обладали будто шестым чувством и всегда знали, куда ставить ногу. Дошагав почти до самого корпуса Лакия, деймоны отыскали точку, где броня смялась внутрь, образовав что-то вроде пологого склона. Прежде чем начать по нему спускаться, Эврибиад бросил последний взгляд на небо этой сказочной страны. Далеко впереди по носу – сине-зеленая планета: мирное обещание, смертельная угроза. Скоро при вхождении в атмосферу все, что не защищено толстой оболочкой, обратится в дым.

Они пересекли корпус и оказались в огромном круглом колодце метров десяти в диаметре – бывший коридор или шахта лифта. В зависимости от того, где они шли, сила тяжести меняла направление, и часто выходило, что, переходя из одного зала в другой, они идут вниз головой, если сравнить с положением, которое они занимали всего несколькими метрами раньше. От биолюминесцентных микроорганизмов, которых Корабль выпускал в случае серьезной аварии и которых ничто – и даже вакуум – казалось, не способно убить, исходило остаточное освещение. Под этим красноватым светом искривленные силуэты разбитого оборудования принимали причудливый вид. Порой путь стае перегораживали металлические стержни, изогнутые под множеством углов, словно ползущие змеи, так и замершие в движении – свидетели отчаянной попытки составного сознания предотвратить с помощью манипуляторов силы тяжести разрушение целой секции Корабля. Пройдя семьдесят метров, они наткнулись на крутую насыпь из раздавленных листов железа, истекающую органической на вид жидкостью. Цилиндрический коридор тут разломился надвое, и следующая его секция уходила вверх по отношению к той части, по которой они шагали вплоть до этой минуты. Эврибиад с двумя своими эпибатами отправился на разведку. Пришлось карабкаться вверх. На секунду он задумался, почему не отправил вперед себя автомата, но затем отогнал эту идею. Кибернет всегда держится на носу корабля.

Добравшись до вершины, он перегнулся через стену и увидел их: три фигуры в полутьме.