Боги Гринвича - Норб Воннегут

– Увидимся там.

Эми на прощанье поцеловала Шэннона в огромную щеку и сказала:

– Спасибо.

Когда Джимми и Эми остались одни, она спросила:

– А зачем тебе завтра приезжать в офис?

– Клиенты меня знают. Это вопрос репутации. Мне нужно разгрести бардак, прежде чем двигаться дальше. И я уже проходил через такое.

– Я хочу, чтобы ты забыл о «Кьюсак Кэпитал».

– Именно это говорит твой папа.

– Вот видишь. Он вовсе не такой уж плохой, – лукаво заметила Эми.

– Знаю, знаю, – согласился Джимми. – А еще мне нужно поговорить с Грэмом Даркином.

– Зачем?

– У нас хорошие отношения, и он всегда спрашивает совета о рынках.

– И что ты ему посоветуешь, Джеймс?

– Положить деньги под матрас.

– Правильно.

– Эми, у меня есть еще одна идея.

– Расскажешь мне по дороге в травмпункт.

В Рейкьявике было темно. Сигги сидел за столом, собираясь закрывать магазин. Он смотрел на маленький рисунок Пикассо, некогда висевший в кабинете Лизера. Скоро, может, в четверг или в пятницу, прибудут остальные картины. Все четыреста двадцать семь. Упакованные в ящики, помеченные и опечатанные для путешествия в Исландию.

Зазвонил телефон. Это был Олавюр, который остался в Нью-Йорке.

– Ты слышал, что случилось?

– Брат, успокойся. И начни сначала, – распорядился Сигги.

– Лизера сегодня арестовали. Какое-то происшествие в зоопарке Бронкса. Похоже, он пытался столкнуть беременную женщину в вольеру белых медведей. Но вместе нее свалился кто-то другой. И его загрызли, – протараторил бывший банкир.

– Олавюр, помедленнее. И объясни, о чем ты говоришь.

– Это все, что я знаю. Тебе стоит спросить у Бьянки. Она была ужасно милой в прошлую пятницу.

– Хорошая мысль, – ответил Сигги. – Надеюсь, у нее все в порядке.

– Знаешь, я до сих пор не понимаю, почему она решила продавать все картины через тебя.

– В каком смысле?

– Во-первых, Сай – твой клиент, – объяснил Олавюр.

– Был, – поправил его владелец галереи. – По правде говоря, именно это я и сказал Бьянке.

– Если не возражаешь, я все-таки спрошу, – застенчиво сказал Олавюр. – Почему ты? Почему не дилер из Штатов?

– Я представлен в Интернете.

– «Сотбис» тоже.

– У меня есть клиенты из России.

– У «Сотбис» тоже.

– Но «Сотбис» находится в США. Жена Лизера разводится с мужем. Она хочет убрать всё из страны. Тогда у нее будет больше рычагов для урегулирования проблемы.

– Теперь ты говоришь слишком много, Сигги. Хотел бы я быть там, чтобы чокнуться с тобой.

– Когда ты вернешься?

– Еще рано, – вздохнул бывший банкир, мрачновато, но не совсем уныло. – Председатель Гвюдйонсен собирается принести меня в жертву властям.

– FME сегодня приостановила торги на нашем фондовом рынке.

– Я слышал, – сказал Сигги, думая, что FME – странная аббревиатура для Службы финансового надзора.

– Парламент захватил контроль над «Ландсбанки». Следующим рухнет «Глитнер», потом «Кауптинг». Падение «Хафнарбанки» – всего лишь вопрос времени.

– Олавюр, как это отразится на тебе?

– Регулирующие органы жаждут крови. И Гвюдйонсен отдаст им меня.

– А что говорят твои юристы?

– Что Гвюдйонсен обладает властью. Что ему принадлежит половина парламента. Что меня поимели.

– И что ты можешь сделать? – спросил Сигги.

– Вот поэтому я и звоню. Мне нужно поговорить с Бьянкой.

Разговор закончился через десять минут. Сигги повесил трубку, довольный результатами.

«Мой брат вернулся. И он еще круче, чем раньше».

10 ноября, понедельник

«Бентвинг» по $19,81

Лизер развалился на кровати, подложив под босые ноги вторую подушку. Он читал пятничный «Уолл-стрит джорнэл», пришедший только час назад. Сай проклинал доставку с опозданием. Он проклинал свою комнату два на три метра – две койки, унитаз, бетонный пол и громадный сосед по имени Малыш, который мог заслонить луну в окне, если бы она там была. Шкафы в гринвичском доме Лизера и то больше этой камеры. Он проклинал и свой дом в тысячу восемьсот квадратных метров.

В ногах кровати стоял чемодан, разрешенный тюремными охранниками. В чемодане лежали картонки и несколько потрепанных сигарных ящиков. А в картонках и ящиках – сигареты, очень много сигарет, любая марка, любой вкус. С фильтром, без фильтра. «Кэмел». Даже несколько длинных «Вирджиния Слимз».

Сай Лизер ненавидел сигареты. За всю жизнь он ни разу не курил. Скорее бы он ел грязь или водил ногтем по доске для мела. Однако в тюрьме сигареты – главная валюта.

– Гребаные юристы, – выругался он, не беспокоясь о реакции соседа.

Судья, женщина, отказалась выпустить его под залог. Она объявила, что он может скрыться от правосудия. Лизер считал эту судью антитезой разумной жизни. Но как бы там ни было, сейчас командует она. Суд не начнется раньше следующего года.

Койка над ним просела под огромной тушей Малыша. Однажды, боялся Сай, матрас продавится, и тогда все сто сорок килограмм набивки и жирной задницы рухнут вниз и вышибут из него дух.

– Эй, Сай.

– Да, Малыш.

– Ставлю блок сигарет, что в четверг «Пэтриотс» сделают «Джетс».

– А откуда ты собираешься добыть блок сигарет?

– Моя старушка принесет их.

– Какие шансы, Малыш?

– Что значит «шансы»?

– «Пэтс» сделали их в прошлый раз.

– Угу.

– Если «Джетс» выиграют, – сказал Лизер, – ты должен будешь заплатить мне три сигареты за каждые две. А если «Пэтс» выиграют, я заплачу одну за одну. Честно?

– Не знаю.

Малыш поерзал, мучительно борясь с решением.

– Я ни хрена не знаю насчет шансов.

Он ворочался, койка скрипела и раскачивалась.

– Прекрасно. Нет шансов – нет ставок.

– Ладно, ладно. Договорились.

– Кое-что никогда не меняется, – пробормотал Лизер.

– Что?

– Не беспокойся на этот счет.

У Сая была уйма времени на объяснения.

Тем временем в Гринвиче Виктор смотрел на три своих ЖК-монитора. Он увидел, как отметка акций пошла вверх, и немедленно ткнул кнопку быстрого набора «Меррила», или как там они теперь себя называют.