Нашествие с севера - Сергей Станиславович Юрьев

– Оно изменило цвет, потому что его давно не кормили человечиной. – Герант сдвинул брови и стиснул посох в побелевших пальцах.

Все умолкли, вглядываясь в холодное ровное свечение пламени, и стало слышно негромкое гудение пламени.

– Ну, не век же здесь торчать! – вдруг заявил юный лорд и начал спускаться вниз по щербатой стене, и Ос последовал за ним.

– Может, не стоит дозволять мальчишкам своевольничать, – обратился Ион к Геранту, и тот после недолгого раздумья ответил:

– Никто из нас пока не знает, что делать дальше. Не стоит друг другу мешать.

Мальчишки тем временем набрали на полу камней, поднялись по лестнице к самому краю Чаши и начали швырять их в огонь. С уступа было видно, как булыжники, долетая до центра чаши, вдруг взмывают вверх и исчезают где-то под потолком. Когда камни кончились, Юм швырнул в Чашу монету, и пламя, как-то скособочившись, несколько раз дернулось короткими всплесками. Только после того, как серебряная молния ударила в потолок и исчезла, оно вновь стало ровным.

– Мы должны погасить его, – предложила Сольвей и достала из своей сумки кошель с серебром. – Оно не выносит серебра.

Не говоря ни слова, все полезли в карманы, в поясные и заплечные сумки, Фертин начал срывать с себя многочисленные бляхи, а Олф и сотник Дан стянули друг с друга серебряные налокотники. А когда Герант решил, что серебра достаточно, все спустились вниз, к основанию чаши. Два Служителя, сгрузив всё серебро на подол рясы Нау, поднялись к самому краю Чаши и начали сначала понемногу, а потом всё чаще и чаще швырять серебро в пламя. Огонь начал трещать, корчиться, завывать, гаснуть внизу и длинными языками взмывать под потолок, а куски серебра, покружившись со свистом в вихрях пламени, взлетали вверх и растворялись в каменном своде. Пламя почти погасло, когда Нау швырнул в него последнюю монету, лишь одинокий язычок, оторвавшийся от Чаши, одиноко трепыхался где-то вверху. Но вот он начал потихоньку разрастаться и подтягиваться вниз. Еще мгновение, и холодный огонь вспыхнул бы вновь, но Олф, стоявший вместе с остальными возле самой нижней ступеньки, сорвал с плеча лук и пустил стрелу с серебряным наконечником. Раздался слабый хлопок, и Чаша окончательно опустела. А стрела, поразив последний сполох огня, вдруг как будто споткнулась обо что-то, дернулась назад и, развернувшись наконечником к потолку, устремилась вверх…

– Ну, теперь можно и нам туда… – Герант сказал это так, чтобы услышать мог только Нау, но его слова, отраженные сводом, дошли и до остальных.

– А мы? – тут же спросил Ос с некоторой обидой.

– Там всё равно не хуже, чем здесь, – заметил Юм и слегка поежился.

Герант подумал, что если первым ступит на Чашу, он всё равно не сможет воспрепятствовать остальным сделать то же самое, и, махнув рукой, сделал шаг…

Резчик опять провалил дело, но теперь это уже не имело никакого значения. Великолепному просто нужна была передышка, чтобы смириться с прошлым и подумать о будущем, а Избранных нельзя было оставлять без дела, чтоб не расслаблялись. На то, что мор начнет косить земных тварей, Великолепный и не надеялся – два раза одна и та же шутка обычно не срабатывала. Но Резчику было невдомек, что главное он сделал, когда, еще перед началом представления затерявшись в толпе, незаметно засунул книгу в заплечную сумку какого-то подмастерья цеха переписчиков. Может быть, не скоро (спешить-то некуда) кто-то ее прочтет, кто-то перепишет, а потом она пленит чьи-то юные сердца, жаждущие новизны и свободы, и найдутся те, кто ступит на путь истины, прочитав «Путь истины» (славный каламбурчик).

Брик оказался более гостеприимным хозяином, чем Хомрик, и сейчас они втроем – Проповедник, Резчик и бочонок какого-то пойла из старых запасов Писаря – сидели в трапезной замка и расслаблялись, а потом хотели податься в Корс, зайти к Хачу, пройтись по кабакам и борделям. А Щарап куда-то пропала – еще третьего дня прислала недопырька с вестью, что она свою работу сделала, и с тех пор ни слуху ни духу. То ли она почуяла что-то, то ли и впрямь перетрудилась, развалина. Кабатчик еще вчера появлялся, всё на хомриков жаловался, мол, мало им других забегаловок или собственных домов добропорядочных Собирателей Пены, нет – они норовят всё больше в его погребе размножаться, среди бела дня по стенам бегают, а от этого посетители трезвеют раньше положенного, и в подвал к чудным наливочкам теперь никого не заманишь. А кому, спрашивается, его наливочки сейчас нужны – новая эпоха на пороге, а он всё по старинке соображает. Не оборотней строгать надо, не оборотней – сейчас и людишки попадаются почище любых лохматиков. Пора, пора нового человека воспитывать, такого, чтоб мог за медную деньгу бабушку свою зажарить, чтоб за себя, родимого, себя не жалел… Взять, к примеру, того же Кузнеца – не понимает он своего великого предназначения, всё золотишко тачками вывозит, а предложи ему серебро – и серебро бы взял, не побрезговал. Вот и пусть теперь в Цаоре взаперти посидит, пока нового дела ему не найдется…

Морох тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли. Он стоял посреди Рубинового зала, своей мастерской, и пришел он сюда, чтобы предаться сладострастию Творения. На алом полированном полу лежала груда ошметков плоти инферов – гарпии накануне натаскали. От инферов не убавится – если гарпия у такого кусок мяса выкусит, ему это что укус комариный, да и того он не учует, потому что спит.

Настала пора закладывать первые камни в основание новой эпохы, когда по земле будут бродить чудовища, подобные людям, и люди, подобные чудовищам. Создание должно стать неимоверно могучим и абсолютно покорным, стремиться во Тьму и не бояться Света… Правда, нелегко будет подобрать на складе хорошенько выдержанную душонку, которая устроила бы подобную тварь, но запасы делались тысячелетиями и еще будут пополняться, пока людишки воздвигают кумиров…

Сиятельный Морох поднял вверх растопыренные пальцы левой руки, а правой начал выводить знаки зеркального письма, и алые пылающие строки начали возникать прямо в воздухе над кучами мертвой плоти, и в тот же момент откуда-то донесся короткий истеричный женский вопль. Надпись тут же осыпалась черным пеплом, испоганив мясо инферов, а сам Морох испуганно оглянулся, лишь в следующее мгновение поняв, что же, собственно, произошло.

Он всё-таки ее недооценил… Гейра выбралась оттуда, откуда нет выхода, и это могло оказаться не последним сюрпризом. Начало новой эпохи пришлось отложить на некоторое время, а сейчас следовало вытрясти душу из Дряни, пока она не успела напакостить. Хотя что она может, разве что сдаться и постараться убедить, что еще пригодится. Может, и пригодилась бы, если б не совалась куда не надо и хотела бы в меру…

Морох неторопливо, стараясь ступать неслышно, направился туда, где под черным сводом висели на цепях заточенные Владыки, и когда до цели остался один лишь поворот, он услышал голос, нет – голоса.

– Может, лучше всё-таки просто смыться. Старичок нас искать не будет – о тебе он вообще не знает, а про меня не скоро вспомнит… – Гейра говорила как-то сдавленно и торопливо.

– Молчи, Дрянь! – кто-то грозно пискнул в ответ. – Я-то, может, и скрылся бы – все хомрики одинаково пахнут, а тебя любая гарпия унюхает, любой недопырек настучит, любой из Избранных заложит. И я бы на тебя настучал, только стук мой никому не нужен. Давай я вставлю ключик в замочек, а ты повернешь, или наоборот – ты вставишь, хотя вставлять – не бабское дело…