Серебряные ночи - Джейн Фэйзер

– Ничего удивительного, – откликнулся Данилевский.

Взяв младенца, он вышел из кареты. Небо посветлело. Начинался рассвет. Держа свое маленькое родное существо, которое так жестоко пытались оторвать от семьи, он ощутил странное чувство полного умиротворения. Сашенька, словно поняв, что оказался в родных отцовских руках, перестал кричать и только тихонько всхлипывал, время от времени судорожно вздрагивая. Адам прикоснулся лицом к залитому слезами личику, размышляя, как будет кормить ребенка во время предстоящей новой погони.

– Пока мы не доберемся до его матери, барин, ему можно давать тряпицу, смоченную в молоке, – как всегда точно угадавший мысли Адама, негромко заметил подошедший Борис. – Я так делал с его матерью в подобном положении, когда она была еще меньше.

Адам переложил младенца головкой себе на плечо и поглаживал по спинке, пока тот не успокоился окончательно.

– Все кончено, Борис?

– Кончено, – ответил мужик.

– В таком случае нас здесь больше ничто не удерживает.

Пусть наши люди вместе с этой женщиной возвращаются в Берхольское.

– А эти? – с пренебрежением махнул Борис в сторону пленников, тупо и испуганно озирающих поле столь неудачно закончившейся для них битвы.

– Отпусти их. Они поняли только то, что оказались жертвами разбойного нападения. Их хозяин погиб. Захотят – найдут себе другого. Если повезет, он окажется получше прежнего. Мне почему-то кажется, что они не станут возвращаться в Петербург. – Адам раскрыл кожаный кошелек, пристегнутый к поясу, и достал пачку денег. – Отдай им это. Пусть поделят между собой. Я бы дал и больше, если бы был уверен, что среди них нет того, кто порол Григория.

– Нам надо выбраться на оренбургский тракт?

– Да, но поедем напрямик, по степи. Мне хорошо знакомы эти места. Тут неподалеку уже мои родные места, Могилев. Если мы будем возвращаться обратно через Киев, а потом выезжать на сибирский тракт, потеряем не меньше суток. Дорога напрямик, конечно, гораздо тяжелее, зато сократим расстояние и, если повезет, окажемся у них за спиной. А может, и впереди. – Адам с нетерпением взглянул на своего коня. – По этому тракту мало кто ездит, – добавил он. – Сведения об их передвижении мы получим без труда.

Крепко прижав ребенка к груди, он вскочил в седло. Мало кто ездит в Сибирь, да еще в такое время года. Но оставалось предполагать, что Дмитриев, отличавшийся пунктуальностью, точно рассчитал время, когда она должна оказаться на месте. Значит, те, кто увез Софью, должны спешить и часто менять лошадей.

Через час они оказались у первой почтовой станции. Опытный Борис, для которого такое путешествие было не впервой, в двух словах объяснил жене станционного смотрителя, что им нужно. Та, сердобольно закудахтав, принесла козьего молока и чистую тряпицу. Адам, устроившись у печи, вынужден был смирить свое нетерпение немедленно ринуться в погоню и безропотно ждал, пока его крохотный сынишка утолит свой невероятный аппетит.

По непонятной причине ребенок, который так отчаянно отказывался брать грудь крестьянки-кормилицы, охотно принялся сосать тряпицу с молоком, почувствовав себя в безопасности на родных руках. Слезы волшебным образом испарились, бледные щечки порозовели от старания и удовольствия. Адаму даже показалось, что он буквально круглеет на глазах.

– Бедный малыш совсем мокрый, – заметила крестьянка. – Вам надо бы перепеленать его, прежде чем отправляться дальше, барин. – Что она думала при виде благородного господина с грудным младенцем на руках, оказавшегося в столь загадочном положении, никто не знал. Задавать вопросы жене смотрителя не полагалось, так что свои домыслы она оставила при себе.

Сашенька был обеспечен всем необходимым для долгого путешествия, так что Борису не составило труда принести из кареты узел с вещами.

Сытый, вымытый, переодетый в сухое, малыш быстро заснул после пережитых потрясений и проспал шесть часов кряду, а они неслись по степи, почти не разговаривая и нахлестывая лошадей, до тех пор, пока не выскочили на едва различимую, поросшую травой колею, которая и представляла собой сибирский тракт.

Ярко светило полуденное солнце. Воздух немного прогрелся. Они остановились, давая отдохнуть лошадям, покормить и перепеленать малыша, а заодно и самим перекусить тем, что дала в дорогу жена смотрителя.

– Вопрос в том, – заговорил Адам, внимательно оглядываясь вокруг, – где мы сейчас – впереди или позади них.

– Позади, – уверенно ответил Борис. Увидев недоуменно вскинутую бровь, он добавил: – Им приказано ехать без остановки день и ночь и при первой возможности менять лошадей. Карету сопровождают четверо. Пятый – кучер.

– Ты выудил эти ценные сведения у Дмитриевских мужиков?

Борис кивнул и больше ничего не сказал. Он не стал сообщать графу, что Софья Алексеевна едет связанной и сопровождающие имеют жесткое указание держать ее в таком состоянии до самого конца. Дмитриевским слугам также приказано доставить ее в монастырь живой, при этом здоровье ее не имеет значения.

– В таком случае надо двигаться. В ближайшей деревне сменим лошадей.

Во второй половине дня им удалось поменять своих измотанных коней на две по виду жалкие клячи, хотя и свежие. Крестьянин, который радостно согласился на этот обмен, сообщил, что карета в сопровождении четырех всадников проехала примерно три часа назад. Щедрая оплата обеспечивала хороший уход за конями, которых они собирались забрать на обратном пути, а также запасы молока для Сашеньки в изобилии, хлеба, сыра и пива – для себя.

В полной уверенности, что до Софьи уже рукой подать, Адам постарался отогнать вновь появившиеся тревожные мысли, заставил себя поесть, терпеливо покормить и перепеленать малыша. Он уже понял, что спешка в последнем случае грозит новым плачем и беспокойным поведением; Борис сказал, что ребенка мучают газы.

Но, снова ринувшись в погоню, Адам уже не мог скрыть своего возбуждения. Волнуясь не меньше его, Борис тем не менее удерживался от замечаний. Постепенно небо начали затягивать кучевые облака. Они уже закрыли солнце. Стало пасмурно. Упали первые крупные капли дождя. Адам поплотнее запахнул накидку, укрывая младенца. В это время за очередным поворотом дороги они увидели несущуюся во весь опор карету и четырех всадников, скачущих по обеим сторонам.

Адам испустил глубокий вздох облегчения.

– Не присоединиться ли нам к попутчикам, Борис?

– Не сомневаюсь, они будут рады нашему обществу, – откликнулся мужик. – Впрочем, ребенка лучше где-нибудь оставить.

Адам окинул взглядом обочины.

– Если Моисея младенцем прятали в зарослях тростника, то почему бы и Сашеньке не найти временное убежище под ежевичным кустом?

Остановив лошадь, он спешился, отнес хорошо укутанного от дождя и холода спящего малыша в заросли куманики и бережно положил там.