О чем знает ветер - Эми Хармон

Нахлынули воспоминания. Во рту стало горько от пепла, легкие обожгло; я будто вновь пробирался по Мур-стрит, задыхаясь, искал друзей. До сей поры я считал ту роковую субботу, 29 апреля 1916 года, худшим днем в своей жизни. Отныне худшим стал день сегодняшний.

– Коннолли приказал мне убедиться, что все покинули Почтамт, – продолжал Лиам. Язык у него уже заплетался от морфина. – Это моя обязанность была, Томас, последним уходить. Смотреть, как ребята от пуль уворачиваются, как о трупы спотыкаются. Тогда-то я ее голос и услышал. Она прямо в здание ворвалась – ну чистая банши. Меня жуть взяла. Я в дыму не видел почти ничего, ослеп наполовину, можно сказать; я несколько ночей не спал. Да окажись там родная мать – я бы и в нее выстрелил.

Я ждал, конечно, что Лиам назовет имя, но, когда с его губ сорвалось «Энни», все-таки вздрогнул.

– Это Энни была, Томас. Не спрашивай, как ей удалось дым и пламя живой пройти, ад этот кромешный.

– И что ты сделал, Лиам? – прохрипел я.

– Выстрелил в нее. Честное слово, я не хотел. Это случайно вышло. Автоматически. Я целую очередь выпустил. Она упала. Я – к ней. Гляжу – глаза открыты, так и таращатся на меня. Я говорю: «Энни, Энни». А она – мертвая. Тогда я еще раз стрельнул. Потому что мне показалось, она и не человек вовсе. Понимаешь, о чем я?

Смотреть на Лиама было выше моих сил. Я боялся, что предам его смерти. Как он предал смерти жену моего лучшего друга, мать Оэна – женщину, которой я восхищался. Я отлично помнил ту безумную ночь. Тогда у всех нервы сдавали. Поступок Лиама был вполне объясним. Признайся он шесть лет назад, я бы не осудил его. Я бы, пожалуй, даже его простил. Но он лгал, всё это время он лгал, а кончил тем, что попытался скрыть свой грех новым убийством.

– В руках она шаль держала – зеленую такую, ну да ты небось помнишь. Я ее забрал. И что интересно – на шали ни пятнышка крови… – В Лиамовых глазах светился суеверный ужас. Действительно, странно – после нескольких пуль шаль должна была быть залита кровью.

– А как насчет кольца, Лиам?

В голове моей почти выстроилась четкая, подробная картина.

– Кольцо я тоже взял. Не хватало, чтоб ее по нему опознали – оно ж такое приметное. А тело на Почтамте оставил. Пусть, думаю, сгорит. Тогда не найдут ее. Будет считаться пропавшей без вести.

– И ты выйдешь чистеньким, так? Но сам-то ты знал, что она мертва!

Лиам кивнул – равнодушно, почти спокойно. Целых шесть лет чувство вины разъедало его изнутри, и теперь он был точно ракушка без моллюска.

– Потом я оттуда выбрался. С шалью и кольцом. Генри-стрит обстреливали, а я даже не нагибался. Убьют, думаю, – ну и пускай. Так всем лучше будет. Наверно, меня бы и грохнули, если б не Каванах. Налетел, в арку втолкнул, где еще несколько ребят прятались. Мы все к Саквилл-стрит направились. Короткими перебежками, от стены к стене. Шаль я оставил на развалинах, а кольцо за каким-то чёртом сохранил, с тех пор в кармане таскал. Оно и сейчас при мне.

– Оно при тебе?

Я совершенно опешил. Разве такое возможно? Когда я прощался с Энн, когда видел ее в последний раз, кольцо было на ее пальчике. Энн, моя Энн! Ноги подкосились, я еле сохранил вертикальное положение, а то бы рухнул вместе с табуретом. Но эмоциями своими я уже не владел.

– Лиам, ты разве не заметил, что Энн была с кольцом?!

Эту фразу я почти провыл. Пришлось закрыть лицо ладонями.

– Конечно, заметил. Проклятые бритты продумали каждую мелочь. Одного не учли, готовя эту куклу в шпионки, – что истинная судьба Энни кое-кому доподлинно известна. Я тебе еще когда говорил: не она это. А ты слушать не хотел.

Я вскочил, опрокинув табурет, и метнулся к двери, чтобы в праведном гневе не придушить мерзавца Лиама.

Энн рассказывала, что ее дед, Оэн, отдал ей кольцо вместе с фотокарточками и одним из моих дневников-блокнотов – осколки былого, по которым Энн следовало составить представление о давно минувших днях. Да-да, мой рыженький Оэн, мой дорогой малыш. Долго же ему придется ждать встречи со своей Энн.

– Давай сюда кольцо, – распорядился я.

Лиам не только не возразил – он, кажется, расстался с кольцом охотно. Словно от тяжкого бремени избавился. У меня голова кружилась. Вот я забираю кольцо; Оэн получит его, когда повзрослеет, и через много лет, став дедом, передаст своей внучке, Энн, с тем чтобы она привезла кольцо обратно в Ирландию. Есть от чего разуму помутиться.

Увы, эта конкретная глава прочитана. Мне пора на поклон – я сыграл, как умел, свою роль; дальше будущее и прошлое потекут, периодически перекрещиваясь, без моего участия. Ибо Лох-Гилл перенес Энн домой.

Впрочем, пазл нельзя было бы считать сложенным без одной-единственной, последней детальки.

– Прошлым летом ты стрелял в Энн с баржи, Лиам. Зачем? Почему?

– Да потому, что она меня преследовала! Всюду мерещилась. Я, как идиот, с призраками сражался. Выстрелю – вроде, думаю, всё; ан нет – через какое-то время она возвращается.

Боже. Если бы она действительно вернулась. Если бы смогла вернуться!

Наутро я выпроводил Лиама. Сказал, чтоб не смел показываться в Гарва-Глейб. Что в следующий раз я его просто убью. Бриджид я предоставил выбор – уйти вместе с Лиамом. Она не ушла. Жаль. Ее присутствие тяжело для меня, и она это знает. Едва ли я сумею простить ее.

Не представляю, как дальше жить. Самые естественные действия стали невыносимы. Мне даже дышать больно. Мне тошно от разговоров. Я передвигаюсь с трудом – ноги отказывают. Думал, утешусь мыслью, что Энн жива, – не получается. Хуже всего – я не могу утешить Оэна. Мой мальчик беспрестанно спрашивает, где мама, – а что я ему отвечу? О'Тулы считают, нужно провести по Энн заупокойную службу. Это позволительно, даже если тело не найдено. Отец Дарби выразился в том смысле, что после отпевания мы «перелистнем страницу и сможем двигаться дальше». А я не желаю никуда двигаться.

ДОБРЯК ДЖИМ ДОННЕЛЛИ оказался внуком Имона Доннелли. Притащил плед, на ноги мне натянул собственные шерстяные носки, платье повесил сушиться. Вызвал полицию и уселся меня караулить. Заставил воды выпить, всё по спине поглаживал, дескать, образуется. Боялся, что сбегу. И не зря. Я бы точно сбежала.