Древнекитайская философия. Эпоха Хань - Коллектив авторов

мелкую рыбешку[954] [повару, достигшему совершенного мастерства в своем деле]. Это и значит действовать в согласии с [природой] неба и земли.

Шан Ян[955] изменил законы в [царстве] Цинь, стремясь заслужить небывалые почести. Он не внял совету Чжао Ляна и поэтому подвергся страшной казни, будучи разорван телегами на куски.

Если [в государстве] добродетели [людей] невелики, а желаний [у них] множество, то правители и подданные взаимно ненавидят друг друга. Согласно [истинной] добродетели даосов низшие находятся в согласии с высшими, а высшие — в мире с низшими; будучи чистосердечными и несведущими, они не проявляют себя в деяниях, как же они могут навлечь на себя порицание и кару? Поэтому говорят: «При совершенном правлении правитель и подданные забывают о существовании друг друга [в государстве]; [как] рыбы забывают друг о друге в воде[956], а звери забывают один другого в лесах, так и люди забывают о существовании друг друга в обществе. Вот это и называют [путь] природы».

Конфуций говорил Янь Юаню: «Когда я уступал тебе — не думал об этом, когда ты уступаешь мне — тоже не думай об этом»[957]. Если бы Конфуций был правителем, а Янь Юань — подданным, то и тогда он не счел бы возможным осуждать и карать его. Тем более это было бы так, если бы Лао-цзы был правителем, а Вэнь-цзы[958] — его подданным. Лао-цзы и Вэнь-цзы были подобны небу и земле.

Крепкое вино сладко на вкус. Те, кто его пьет, пьянеют и перестают подозревать друг друга. Слабое вино кисло и горько, [когда его пьют], то и гости и хозяева хмурят брови и морщат лоб [от взаимного недовольства].

Взаимные обвинения — доказательство того, что истинная справедливость — в небрежении. Утверждать, что небо осуждает и карает, — это все равно что заявлять, будто добродетель Неба уступает [достоинствам] крепкого вина.

Обряды возникают, когда наносится ущерб прямодушию и доверию[959], и являются началом беспорядков. Когда люди порицают друг друга из-за обрядов, то начинаются взаимные осуждения и кары. [Чем бы ни занимались люди] во времена Трех наидревнейших властителей[960] — сидели ли сложа руки или действовали, — они были спокойны и довольны собой, вели себя так же естественно, как лошади, держали себя столь же непринужденно, как коровы. Миром правила высокая добродетель, и народ пребывал в блаженном неведении, не возникало представлений о знании и благодеянии. В те времена не происходило ни стихийных бедствий, ни необычных явлений, а если они и случались, то не воспринимались как осуждение и кара. Почему? Потому, что в те времена люди были простодушными простаками и не понимали, как можно исправлять или казнить друг друга. При последующих поколениях нравы пришли в упадок, высшие и низшие стали взаимно осуждать друг друга, настала пора [стихийных] бедствий и необычайных явлений — отсюда и пошли речи об осуждении и карах. Небо наших дней такое же, как небо прошлых времен. Дело не в том, что [будто бы] Небо в древности было великодушным, а ныне оно стало жестоким. Речи об осуждении и карах появились в наши дни, ибо образ мыслей людей соответствует обстоятельствам времени. Приказы и клятвы были неведомы Пяти высоким предкам, соглашения и союзы не имели места при Трех царственных правителях[961], а заложничество[962] еще не было известно при Пяти гегемонах. Чем ниже падала добродетель, тем меньше становилось доверие [людей друг к другу]. Их сердца делались коварными, поведение — вероломным, они стали нарушать договоры и перестали следовать наставлениям; когда договоры и наставления потеряли свою силу, тогда стали осуждать и карать друг друга, а поскольку осуждения и кары не могли исправить положения, то люди взялись за оружие и стали уничтожать друг друга. Отсюда следует, что речи об осуждении и карах являются выражением упадка и смуты, так что можно усомниться в истинности того утверждения, будто высочайшее Небо имеет к этому какое-то отношение.

Все, кто верит в осуждение и кару [Небес], считают, что доказательством тому является путь людей: коль скоро в человеческой жизни государь осуждает и карает подданных, то и высочайшее Небо осуждает и карает правителей; в этом случае стихийные бедствия и необычные явления представляются им карой и осуждением [Небес]. Но в человеческой жизни случается также, что и подданный укоряет государя, и если считать стихийные бедствия и необычные явления осуждением и карой, то в таком случае и правитель должен считать себя вправе увещевать высочайшее Небо. Но где тому доказательства? Если заявляют, что Небо столь совершенно в своей добродетели, что человеку немыслимо укорять [его], то ведь, обладая совершенной добродетелью, оно должно было бы хранить невозмутимое спокойствие, а не заниматься тем, чтобы осуждать и карать [людей]. Когда сын достопочтенного Вань Ши совершил проступок, то [Вань Ши] не произнес ни слова [осуждения] и лишь не ел за столом, что свидетельствует о его выдающихся достоинствах. Так вот выдающийся человек все же может не проронить ни слова, а Всевышнее Небо с его высокой добродетелью, как о том говорят, осуждает и карает? На деле же небо пребывает в состоянии недеяния и потому не говорит. Что касается стихийных бедствий, разражающихся порой, то они возникают естественно, благодаря жизненной энергии.

Небо и земля не в состоянии осуществлять деяния и не в состоянии познавать. Когда живот знобит и в нем возникает боль, это совершает не человек, а жизненная энергия сама по себе. Пространство между небом и землей подобно промежутку между спиной и животом, [также являющемуся вместилищем жизненной энергии].

Если считать, что небо вызывает стихийные бедствия, то выходит, что по его воле происходят всякого рода необычайные и странные явления — как малые, так и большие, как редкие, так и частые? Если корова родит лошадь, а на персиковом дереве вырастут сливы, то, если верить сказанному, получается, что небесный дух вселил в утробу коровы лошадь или поместил плоды сливы на персиковое дерево?

Лао[963] сказал:

«Учитель говорил: "Так как меня не использовали [на службе], то я занимался рукомеслами".

[Конфуций] сказал также: "В молодости я был в положении презренном, поэтому многое, в чем я преуспел, относилось к низким и подлым занятиям"»[964].

Люди презренного состояния не привлекаются к большим делам, несмотря на все их мастерство и способности. Как же может величественное и возвышенное небо видеть свое назначение в том, чтобы осуждать и карать людей, насылая на них стихийные бедствия?

Радость и