Шериф - Дмитрий Сафонов

К чему готов? Какой выбор?

Все-таки у Микки было одно неоспоримое достоинство: с ним не нужно было разговаривать.

— Простой выбор, потому что в конечном счете все зависит от тебя. Только от тебя.

В конце концов, это было даже не смешно. Человек, сидящий на топчане за решеткой из толстых прутьев, по пояс голый, с приторным лицом голливудского актера, называл его Шерифом и настойчиво советовал сделать выбор. Выбор… Будто это было так просто. Стоило только сказать «да» или «нет»…

— Это действительно просто. Да… или — нет. Только и всего, Шериф…

Наконец-то проклятый Микки от него отвернулся. Лег на топчан, положив под голову одну руку, другой закрыл глаза. Свои страшные глаза, которые просвечивали Баженова, как рентгеном.

Баженов увидел, как мерно вздымается голая грудь.

Казалось, Микки спал. И от этого Баженову стало немного легче. Он даже начал успокаиваться, сел на стул и откинулся на спинку. Он почти задремал, но какой-то посторонний звук заставил его вскочить и заорать что было сил.

Микки. Баженов видел, как он встал и двинулся прямо на решетку. Толстые прутья вошли в его тело, как в масло, рассекли на три неравные части, которые тут же снова слились между собой, едва прутья остались позади. Микки двинулся прямо на Баженова. Он ухмылялся, и изо рта его показалась булькающая черная жижа, светящаяся слабым зеленоватым светом.

Баженов вскочил со стула, закричал и… проснулся.

Он обнаружил себя стоящим посередине комнаты. На бедре висела кобура, и ее приятная тяжесть не оставляла сомнений: пистолет лежал именно там, а не в ящике письменного стола. Значит, это был сон? Просто сон?

Он оглянулся на дверь, которая вела на улицу.

— Кирилл! Что с тобой? — На пороге стоял Ружецкий. Но не Валерка, а его отец — Семен Палыч.

— Да нет, ничего… — Баженов доковылял до стула и сел. Значит, все-таки сон! Ну и слава богу!

Он осторожно повернул голову. Микки лежал на топчане, закрыв лицо рукой.

«Мы оба уснули, вот в чем дело…»

— Просто переутомился, Семен Палыч. Перенервничал.

— А-а-а, — понимающе протянул старший Ружецкий. — Бывает. Пойдем-ка на улицу. Разговор есть.

* * *

Сколько времени прошло с того момента, как он привел Микки в участок? Наверное, не очень много. Полчаса, от силы. Баженов посмотрел на стрелки наручных часов: они застыли на половине двенадцатого. Он взглянул на небо: светила полная луна, и Большая Медведица сдвинулась далеко против часовой стрелки.

— Семен Палыч, который час? Мои стоят.

— Два. Скоро начнет светать, сынок. — Ружецкий достал сигарету, протянул пачку Баженову.

— Спасибо.

— Ты заснул на посту? — строго спросил Ружецкий. Баженов виновато пожал плечами:

—Да…

— Ладно, бывает. Хорошо, что ключи были в сейфе. Валерка передал мне связку.

— Ага… — Баженов глубоко затянулся. Голова его тупо гудела.

— А вот мы не спали!

— То есть?..

— Валька Мамонтов подкинул хорошую идею. Все мужики собрались в школе. В спортзале. Надо было поговорить.

— О чем? — Баженов мог бы и не спрашивать, он и так уже все понял.

— О НЕМ. — Ружецкий кивнул на дверь участка. — О чем же еще?

Баженов зевнул: может быть, немного шире, чем следовало. Немного наигранно.

— А чего о нем говорить? Связи не было. Валерка вам сказал? Утром позвоню в Ковель, пусть приезжают, забирают.

Ружецкий ухватил его за руку и крепко сжал, до боли, так, что Баженов поморщился.

— Это ты так решил?

— Это по закону так положено.

— А насиловать и вешать маленьких девочек — это по закону?

— Семен Палыч, — Баженов освободил руку, — его должен судить суд.

Ружецкий затянулся. Огонек сигареты осветил его сердитое лицо.

— А мы что? Не суд? На собрании были все. И все как один решили… Решили, что… — Он никак не мог найти нужного слова. — В общем, мы хотим…

— Его убить? — договорил Баженов. — Так?

— Нет. — Ружецкий замолчал. — Покарать. За то, что он сделал.

— Семен Палыч… — начал Баженов, но Ружецкий перебил:

— Хватит мне талдычить про закон. Я тебе не про закон, а про справедливость говорю. Что, по-твоему, важнее? Ты что-то, Кирюша, — он погрозил Баженову сухим узловатым пальцем, — очень быстро забыл титьку, которую сосал… Он пришел к нам в город, напакостил, убил девчонку, теперь лежит, дрыхнет, как барин, а ты его в Ковель хочешь отправить? Так, что ли?

Вместо ответа Баженов достал из кобуры пистолет и протянул Ружецкому:

— Пожалуйста.

— Что это? — отшатнулся Ружецкий.

— Идите, застрелите его, пока он спит. Покарайте. Ружецкий покачал головой. Он мягко отвел руку Баженова в сторону:

— Нет, Кирилл. Мы решили, что это должен сделать ты.

Баженов усмехнулся:

— Вы решили? Вы решили за меня?

Ружецкий сделал несколько быстрых затяжек. Он смотрел в сторону. Его красная обветренная шея торчала из воротника синей рубашки, застегнутой на все пуговицы.

— А кто у нас власть? Кто должен был его остановить, как не ты? Ты же этого не сделал? Теперь расхлебывай. Исправляй свои ошибки.

— А если я откажусь, Семен Палыч? — Баженов не ожидал, что сможет это сказать.

— Значит, — глухо сказал Ружецкий, — ты с ним заодно. А я не на ту лошадь ставил.

— Семен Палыч, — отчеканил Баженов. — Я вам очень благодарен за то, что вы для меня сделали, но… Поймите… Это ведь не так просто. Что, думаете, нажал на курок — и все?

Но Ружецкий не хотел слушать никаких возражений.

— МЫ, — он подчеркнул, выделил голосом это самое «МЫ», — так решили. Мы все… — Он плюнул на коротенький окурок. Уголек зашипел и потух. Ружецкий выбросил окурок в урну рядом с дверью. — Не бойся, все будут молчать. Никто тебя не сдаст. У него ведь, — Ружецкий кивнул на дверь, — нет никаких документов? В Ковель ты пока не дозвонился… Выродок взялся ниоткуда, так пусть исчезнет в никуда. Это придаст тебе авторитета в городе. Покажи, кто в доме хозяин. Мой тебе совет: не иди против народа.

Баженов стоял на крыльце, покуривая.

Ружецкий развернулся и стал спускаться с крыльца.

— До рассвета время еще есть. Еще есть время, сынок! — сказал он и, не оборачиваясь, поднял правую руку, просто поднял и махнул ею, словно говорил «пока!».

Баженов молчал.

«Вот он, выбор! „Да“… Или — „нет“? В конечном счете все зависит только от меня…»