Земля обетованная - Татьяна Николаевна Зубачева

берёзках заблудилась, а потом прямо на ёжика села? – спросил Аристарх Владимирович.

– Ты бы, Арик, ещё школу вспомнил! – совсем по-девчоночьи фыркнула Полина Степановна. – И лягушек в портфеле.

– Помню-помню, – кивнул Мирон Трофимович. – Визгу было много. И твой выбор в пользу филфака стал окончательным и бесповоротным.

– Да, хватит вам. Кое-что я на завтра спеку.

Полина Степановна оглядела остальных, и все закивали. Конечно, их пригласили, но и им надо кое-что вложить. Договорились, кто чего сможет и успеет. Чтобы и к чаю, и к водке. Спиртного не надо, этим и без них запасутся. А вот…

– Я принесу мяса, – улыбнулся Громовой Камень. – Попробуете мяса с живого огня.

– Это… по-индейски? – спросила Джинни.

– Да, – кивнул Громовой Камень.

Он уже думал об этом, как только услышал приглашение. И решил, что пойдёт в племенном. Хотя бы потому, что мокасины и леггинсы в лесу удобнее ботинок и брюк. И прямо из Культурного Центра пошёл на рынок.

Он успел купить мяса и необходимых трав, а дома договорился с Ефимовной о тазике для выдержки. Живой интерес, с каким Ефимовна наблюдала за его кулинарными упражнениями: нарезкой мяса и трав, обваливания мяса в травах и укладкой в определённом порядке – даже несколько польстил. Ну что ж, возможно это станет его маленьким вкладом в… региональную культуру – вспомнил он подходящий термин. И назовём его… так и назовём индейским маринадом.

К «Беженскому Кораблю» автобус подъехал уже наполненным. Эркин, Андрей и Джинни ждали его на улице. Джинни в джинсах, кроссовках и джинсовой курточке с корзинкой в руках.

– Доброе утро, – радостно поздоровалась она с Эркином и Андреем.

– Доброе утро, – тряхнул кудрями Андрей и перешёл на английский. – И даже столь сияющее утро померкло перед вашей красотой…

– Спасибо, – рассмеялась Джинни. – И долго вы это учили?

– Как вас увидел, так сразу и вспомнил, – Андрей склонился в полупоклоне и продолжил: – И солнце, озаряя небосклон, померкло перед вашими очами.

Эркин, улыбаясь, щурился на утреннее, ещё не жаркое солнце. Эту игру – говорить обрывками стихов, добавляя или заменяя при необходимости слова – Андрей вёл часто.

– Признайтесь, Андрей, – Джинни перешла на русский. – Вы сами это сочиняете.

– Не всё, но кое-что, – скромно признался Андрей.

Эркин шутливо дал ему подзатыльник и улыбнулся Джинни.

– Доброе утро, – и протянул руку. – Давайте, помогу.

– Спасибо, она нетяжёлая.

На площадку перед домом вплывал, сразу разворачиваясь на выезд, большой автобус.

Тим дал короткий гудок, открыл дверь и вышел из кабины.

– Доброе утро. В багажник есть что?

И, не дожидаясь их ответа, открыл багажник, плотно забитый ящиками, корзинами, самоварами, ещё чем-то…

– Однако! – озадаченно пробормотал Андрей.

Но Тим ухитрился втиснуть туда их корзинки и с хлопком опустил дверцу.

– Прошу в машину, – улыбнулся он Джинни.

На Эркина и Андрея он не то, чтобы избегал смотреть, не такой уж он дурак, чтобы нарываться, но как-то это само получалось.

– А вот и мы! – Андрей подсадил Джинни и влетел в автобус, получив лёгкий пинок пониже спины от Эркина.

Их встретили общий смех и шутки. Все вместе, учителя и ученики, все в чём попроще: в лес ведь едут. Эркин даже не сразу узнавал учителей и был окончательно потрясён, увидев Громового Камня в кожаной рубашке, как у Маленького Филина.

– Ну, теперь все, – весело сказал Мирон Трофимович. – Поехали!

– Есть, сэр! – так же весело гаркнул по-английски Тим, трогая с места.

Вчера он весь вечер напряжённо думал, пытаясь решить. Что же ему делать? И уже ночью, лёжа рядом с Зиной, окончательно понял. Вариант только один: молчать. И жить дальше так, будто ничего не было, будто не видел он этого синего на белой коже номера, а если видел, то не понял. Как-то же этот парень прошёл через врачебные осмотры. И сказано было понятно. Будет молчать он, будут молчать и про него. Что ж, раз нет другого выхода… нет, любой другой вариант – это смерть. Или сначала арест, а потом смерть. А дети? Зина? Ему захотелось курить. Он осторожно встал с кровати – Зина теперь спала у стены, он настоял на этом, чтобы не беспокоить её. Встал аккуратно, ничего не задев, но Зина сонно спросила:

– Ты что, Тимочка?

– Покурить пойду, ты спи, – ответил он ей, нашаривая на стуле свои штаны.

Натянул их на голое тело и пошёл на кухню. Обычно он курил на кухонной лоджии. Вот там и решил. Надо поговорить. Один на один. Если бы ещё знать, за что именно парень угодил в лагерь. Вор, насильник, убийца? Таких всех можно купить, цена, конечно, разная. Но если парень из тех, кто шёл по статье «враг Империи», а для пленного он слишком молод, то… то такого не купишь. Они потому и шли в лагеря, если выживали на допросах. Надо говорить. И если что… там же, в лесу…

Тим тряхнул головой. Вон они, только чуть поверни голову и видны оба в зеркале над лобовым стеклом. Смеются, шутят. Как все. И если б сам не видел номера, в жизни не заподозрил бы, не подумал, во сне бы не привиделось.

Джинни оказалась рядом с Полиной Степановной, а Андрей и Эркин сзади, между Артёмом и загорелым голубоглазым парнем – звали его вроде Родионом, вспомнил Эркин – из «А». Общий шумный и весёлый разговор, шутки, подначки… Андрей включился с ходу, охотно заводясь сам и заводя других, а Эркин сидел молча. Нет, он тоже отвечал на шутки, смеялся… но всё это шло как-то помимо него. Со вчерашнего вечера, когда они пришли домой, показали Жене и Алисе аттестаты, изобразили в лицах экзамены и вручение, восхитились пирожками… всё было хорошо, но вот сам он был каким-то не таким. Будто это всё не с ним, а с кем-то другим, а он только смотрит на это. Как… как в кино. И, когда уже легли спать, он осторожно сказал, сам не зная, что будет дальше.

– Женя, я…

Она не дала ему договорить, обняв и поцеловав в щёку.

– Всё хорошо, милый, ты молодец.

– Я… я как забыл про всё, – нашёл он нужные слова. – Про тебя, про Алису.

– Ну, всё понятно, у тебя же экзамены были. А теперь начинаются каникулы, – она снова его поцеловала. – Всё хорошо, спи, милый.

Он послушно закрыл глаза и заснул, прижавшись щекой к её волосам…

Автобус шёл плавно, за окнами зелёные луга, желтеющие поля, деревья вдоль дороги и на холмах, и Эркин, глядя в окно, как-то забыл обо всём, ехал бы так и ехал, с бездумным