Берсерк - Ольга Григорьева

Я вытянул шею. Нет, это выкрикнул не Торир, а стоящий возле него высокий и толстый бонд. Его одежду украшала искусная вышивка, на поясе болтались серебряные подвески, на руках блестели браслеты, штаны обтачивала хорошо выделанная опушка. Лицо бонда было искажено гневом. Раздвигая толпу могучей грудью, он двинулся к ярлу. Торир улыбался ему в спину, и не оставалось сомнений, что парня разъярил именно он.

– Стой, Бруси! – Эцур заступил здоровяку путь к лагрете. – Тебе не разрешали войти сюда[102]!

– Так разрешите! – рявкнул тот. – Мне есть что сказать тингу!

– Нужно пустить Бруси! Пусть говорит! – поддержали его бонды возле Торира.

«Все они с севера, – догадался я. – И наверняка боятся Торира куда больше, чем самого ярла».

Продолжая удерживать здоровяка, Эцур неохотно повернулся к лагрете. Бонды на скамьях закивали. Законоговоритель отступил. Бруси перепрыгнул через за– граждения и, потеснив ярла, возмущенно завопил:

– Что же делается в нашей стране, если чужаку отдают право вейцлы?! Или мало смелых и достойных воинов в Норвегии?! Или Торир Олень, который столько лет собирал для ярла подати на севере, заслужил эту награду меньше, чем чужак?!

– Я отдаю Хаки свои родовые земли! – осадил его Хакон.

– Ты не конунг, и не тебе раздавать усадьбы! возразил Бруси.

Эцур вклинился меж ними как раз в то мгновение, когда мне показалось, что эти двое вцепятся друг другу в глотки.

– Тихо! – гаркнул законоговоритель, и спорщики примолкли. Стихли и остальные. Над молчаливым тингом поплыл шорох листвы и шум далекого прибоя.

– Я лучше всех знаю законы, – внятно произнес Эцур, – и вот что скажу. Хакону подвластна почти вся Норвегия, и его власть не меньше, чем власть конунга! Он имеет право давать земли кому. угодно! Не тебе, Бруси, судить дела ярла!

Я и не думал, что этот ходячий скелет может так убедительно говорить!

– Но я не сужу, – сникнув под его суровым взглядом, пробормотал Бруси. – Всего лишь говорю, что не приму в соседи чужака, да еще и берсерка! И без него хлопот полно!

– Бруси прав! Не примем такого соседа! – послышалось из ватаги северян. Усмехающийся Торир с торжеством покосился на меня. Он не кричал и не протестовал, но я знал – первым, кто подожжет мой новый дом, будет Олень. Он не поделится тем, что уже давно привык считать своим. И на указки ярла ему плевать. А коли в пожаре сгорит весь мой хирд —так еще лучше. Власть Торира на севере такова, что ни один из мелких халогаландских земледелов не выдаст его. Побоятся…

Хакон растерянно уставился на орущих людей. Он ждал возражений, но не таких яростных.

– Какое дело ярлу до наших земель?! Он живет битвами! – окончательно разошлись те. – Государь предпочитает грабить, а не пахать[103]!

Пора вмешаться…

Я вытянул оружие, решительно направился к лагрете и негромко попросил Эцура:

– Разреши мне сказать.

Он взглянул на меня, потом перевел взгляд на Хакона и наконец обернулся к бондам лагреты.

– Пусть говорит, – не дожидаясь вопроса, махнул рукой один из них, хмурый мужик с бледными губами. – Чего уж там…

Какой-то доброжелательный, бедно одетый бонд легонько тронул меня за плечо и шепнул:

– Иди, воин. Только не горячись. Тинг этого не любит.

Я запомнил его лицо. Может, этот бонд не стал богатым, как Бруси, однако отныне он обрел друга.

– Тингманны! – начал я. – Жизнь воина в походах и битвах. Я – воин и не собираюсь менять свою жизнь. Бруси же не хочет менять свою. Я правильно понял тебя, хольд?

Хольдами называли наиболее богатых бондов, но такое преувеличение понравилось северянину. Он выкатил вперед грудь и важно кивнул:

– Да!

– Хорошо! – Я улыбнулся. – Не годится обижать ярла отказом, но я не желаю ссориться с халогаландцами. Здесь есть один из самых достойных воинов. Вы уже слышали его имя. Он родом с севера и, наверное, сумеет найти решение, которое понравится его друзьям, ярлу и мне. Ведь так, Олень?

Пока я говорил, довольная ухмылка сползла с лица Торира и сменилась озадаченным выражением. Он не решался открыто возражать своему ярлу, но и не хотел отдавать мне свои привилегии. Пыхтя и отдуваясь, Торир замотал тяжелой головой. Конопухи на его щеках стали большими и черными, будто червоточины на яблоке.

– Пусть Хаки примет право вейцлы, – наконец промямлил он. – Но не усадьбу.

– Добро. Но тогда я не стану приносить присягу Хакону, а лишь поклянусь служить ему до тех пор, пока имею право вейцлы.

Глаза Хакона вылезли из орбит, Бруси задумчиво потер ладонью вспотевшую шею, Олень вытаращился на ярла, а толпа бондов принялась шумно обсуждать мои слова. Первым успокоился Эцур. Он недаром был законоговорителем.

– Это справедливо и мудро! – чуть не лопаясь от радости, что щекотливый вопрос исчерпан, заявил он. – Хаки Волк не будет владеть землей и не станет докучать Бруси соседством. А вейцлу… Что ж, верный человек должен хорошо содержать свой хирд. Северянам не нужно возражать против этого…

– Если только они не желают поссориться со своим ярлом, —угрюмо добавил Хакон.

Олень опустил голову, а неугомонный Бруси разочарованно протянул:

– Но я не стану…

Я знал, что хочет сказать этот только что выползший из скотьего хлева мужик. Он вообще не желал когда-либо видеть меня и моих людей на своем дворе, а уж тем более кормить нас.

– Пожалованная мне вейцла равна примерно семи маркам, – глядя в его бегающие глазки, произнес я. С каждым мгновением слова давались мне все труднее, а руки чесались от желания врезать кулаком по жирной роже бонда.

– Даже больше! – хвастливо сказал Бруси.

– Мне не нужно больше! Каждый год я буду брать с вас только семь марок.

– Но…

Этот земляной червяк сам напрашивался на битье!

– Слушай, хольд, – именуя Бруси титулом богатого бонда, прошипел я в его потное мясистое лицо, – если будете отдавать мне семь марок каждую зиму, то никогда не увидите на севере моей рожи!

Здоровяк отшатнулся.

– И учти, – продолжал наседать я, – станешь упрямиться – вовсе отступлюсь, и разбирайтесь с ярлом как хотите!

– Да я не против! – вдруг сдался Бруси. – Чего прешь?

«Не горячись. Тинг этого не любит», – вспомнил я предупреждение бедного бонда, немного отступил и повернулся к лагрете:

– Я все сказал.

– Кто согласен с Хаки Волком сыном Орма Белоголового? – с облегчением выкрикнул Эцур.