Берсерк - Ольга Григорьева

Ото дня в день войско ярла росло. Кораблей и людей становилось все больше, но радоваться было рано. Половина новых воинов не имела даже щитов, а если и имела их, то щиты эти были не теми, двухободными, что предписывал тинг[104], а их жалким подобием. Говорить про мечи и топоры и вовсе не стоило – они были скверными до, такой степени, что никакой мастер не смог бы придат клинкам пристойный вид.

– Разве в Норвегии нет тинга, чтоб проверять opужие, бондов? Впрочем, здешние воины под стать своим мечам, – глядя на новичков, вздыхал Хальвдан.

– Когда-то ты сам был не лучше! – одергивал зарвавшегося хирдманна старый Гранмар. Он зря обижал парня. Хальвдан пришел в мой хирд с голыми руками, но оказался стоящим воином и за два лета обзавелся щитом, топором, кольчугой, копьем и даже шлемом. Однако я одобрял Гранмара. Старик понимал что насмешки задевают ополченцев, а нам были не нужны ссоры.

В усадьбу ярла в Мере мы пришли к полудню, а другим вечером Хакон созвал всех окрестных бондов. Как обычно, те явились с подарками и уверениями в преданности. Столы ломились от яств, а в длинном доме было душно и шумно. Гудрид, дочь Иллуги – управляющего усадьбой, прислуживала Хакону за столом. Девка была совсем не против породниться с ярлом. Ее белые руки, будто ненароком, то и дело оказывались на его шее, губы завлекающе тянулись к его лицу, а груди чуть не вываливались из платья. Хакон одаривал настырную девицу благосклонной холодной улыбкой. Девчонку злило его безразличие. Ее щеки краснели, а случайные жесты становились все настойчивее.

– Гудрид! – позвали ее.

Недовольно нахмурившись, девка поднялась, ушла . куда-то в сумрак жилища и тут же вернулась обратно, с кувшином виноградного вина в руках. Хакон сделал вид, что ничего не заметил. Гудрид обиженно поджала губы и взялась за его кубок. Она не собиралась отступать…

Узкое личико одной из прислуживающих девушек сунулось к моему плечу. От губ девчонки пахло молоком.

– Чего тебе принести, смелый воин? – растягивая слова, зашептала она. – Ты такой печальный…

Я потрепал ее по щеке, встал из-за стола и пошел к выходу. Девушка поспешила за мной и, едва оказавшись на дворе, нежно прижалась к моему плечу:

– Ты очень красив, воин.

Я повернул к себе ее узенькое личико. Большие де-ичьи глаза широко распахнулись. Но не от желания, а любопытства и страха. Мне не раз доводилось видеть женщин такое выражение лица. Их притягивала и пугала вовсе не моя внешность.

. – Ты ведь знаешь мое имя? – слегка отведя голову девки назад, спросил я. Она кивнула:

– Да. Ты Хаки Волк, – и, помедлив, восторженно добавила: – Ты – берсерк…

Как знакомо! Берсерк… Вот что привлекало этих женщин. Только одна из них не захотела стать моей. И она не боялась – дралась и спорила со мной на равных. Это была словенка со странным именем Дара…

– Уйди, – сказал я узколицей. Она обняла меня за шею и потянулась к губам. – Уйди! – повторил я и закрыл глаза.

Вспомнилась словенка… Темноволосая, синеглазая, упрямая. Трор называл ее жабой. Черный ничего не видел, кроме ее разбитых губ. Он любил женщин с чистым лицом, нежной кожей и чувственным ртом. У меня были десятки таких похожих друг на друга красоток. Но словенка оказалась особенной. Ее красота была неподвластна ни людям, ни богам, ни времени.

Насмешливые выкрики и хохот прервали мои раздумья. Девка уже ушла, а неподалеку двое из хирда Хакона измывались над каким-то ободранным челове-чишкой. Толкая мужика друг к другу, они перекидывались обидными замечаниями и смеялись. Странный человек пытался сопротивляться, но почему-то только одной рукой. Другая покоилась за отворотом полушубка. Знакомый запах опасности защекотал мои ноздри и потянул к пришлому.

– Мне нужен Хакон-ярл, – упрямо твердил он. Не слушая, полупьяные воины отбрасывали незваного гостя. Он падал, но тут же поднимался.

«Одежда работника, а упрямство воина», —подумал я и шагнул к незнакомцу:

– Кто ты и что хочешь от ярла?

Да! —поддержал меня один из обидчиков пришлого, Ингимар. – Пусть сперва скажет свое имя!

– Я буду говорить только с Хаконом! – продолжал упрямиться мужик.

– Он стыдится назвать свой род! – расхохотался Ингимар. – Наверное, он обесчестил свое имя и теперь идет к Хакону просить милости и защиты!

Незнакомец зло поджал тонкие губы, но промолчал. В синих, устремленных на обидчика глазах мелькнуло презрение. Я усмехнулся. Этот пришелец не был работником, и он нес Хакону такие важные вести, что молча сносил оскорбления.

– Пойдем со мной, – отодвигая Ингимара, сказал я. Воин насупился:

– Ты хочешь отвести его к пиршественному столу? Но…

– Я знаю, что делаю!

Победоносно вскинув голову, пришлый заковылял следом. Я не оборачивался, но слышал его неуверенные шаги. Так ходят маленькие дети, которые боятся упасть. Этот человек был очень странным…

У входа я обернулся. Мужик взирал на меня исподлобья и молчал. Одна его рука покоилась за пазухой.

«Он ни разу не вытащил ее», – подумал я и распахнул дверь:

– Входи.

Он пригнулся и шагнул внутрь.

За суетой и шумом нас не сразу заметили. Сначала примолкли и уставились на пришельца те, кто сидел поближе к двери, потом понемногу притихли и дальние. Хакон вгляделся в незнакомца, прищурился и вдруг улыбнулся:

– Гейрмунд?!

– Я пришел предупредить тебя, ярл, – ответил гость.

Хакон напрягся. Гейрмунд был богатым хольдом в Рогаланде, на юге, и только очень важные вести могли погнать его в Мер.

– Говори! – спихивая с колена уже успевшую забраться туда Гудрид, хрипло пробормотал ярл.

Гейрмунд шагнул вперед.

– Корабли Сигвальди-ярла разоряют твои земли ца юге, – громко произнес он. – Йомсвикинг клянется, что достанет тебя даже из-под земли. Они уже миновали Рогаланд и теперь идут вдоль побережья к Меру.

– Как я узнаю, что ты говоришь правду? – вставая, спросил Хакон.

Незнакомец шевельнулся. Девки испуганно шарахнулись к стенам. Я заглянул через плечо бонда. Он вытащил руку из-за пазухи и теперь протягивал ее к Хакону так, словно молил о куске хлеба. Только положить этот хлеб было некуда – на руке не хватало кисти. Она была обрублена совсем недавно, и укутавшие культю тряпки насквозь пропитались кровью. Вот что сразу насторожило меня в госте – он пропах кровью и битвой!