Игра в бисер - Герман Гессе

Но втайне мы мечтаем жить всерьез,

Зачать, родить, страдать и умереть.

Берем перо, легко наносим знаки

На белый лист уверенной рукой.

Они ясны. Понять их может всякий,

Есть сумма правил для игры такой.

Но если бы дикарь иль марсианин

Вперился взглядом в наши письмена,

Ему б узор их чуден был и странен,

Неведомая, дивная страна,

Чужой, волшебный мир ему б открылись

И перед ним не А, не Б теперь,

А ноги б, руки, лапы копошились,

Шел человек, за зверем гнался б зверь,

Пришелец, содрогаясь и смеясь,

Как след в снегу, читал бы эту вязь.

Он тоже копошился, шел бы, гнался,

Испытывал бы счастье и страданья

И, глядя на узор наш, удивлялся

Многоразличным ликам мирозданья.

Ведь целый мир предстал бы уменьшенным

В узоре букв пред взором пораженным.

Вселенная через решетку строк

Открылась бы ему в ужимках знаков,

Чей четкий строй так неподвижно-строг

И так однообразно одинаков,

Что жизнь, и смерть, и радость, и мученья

Теряют все свои несовпаденья.

И вскрикнул бы дикарь. И губы сами

Запричитали б, и, тоской объятый

Несносною, он робкими руками

Развел костер, бумагу с письменами

Огню принес бы в жертву, и тогда-то,

Почувствовав, наверное, как вспять

В небытие уходит морок зыбкий,

Дикарь бы успокоился опять,

Вздохнул бы сладко и расцвел улыбкой.

То, что вчера лишь, прелести полно,

Будило ум и душу волновало,

Вдруг оказалось смысла лишено,

Померкло, потускнело и увяло.

Диезы и ключи сотрите с нот,

Центр тяжести сместите в стройной башне —

И сразу вся гармония уйдет,

Нескладным сразу станет день вчерашний.

Так угасает, чтоб сойти на нет

В морщинах жалких на пороге тлена,

Любимого лица прекрасный свет,

Годами нам светивший неизменно.

Так вдруг в тоску, задолго до накала,

Восторг наш вырождается легко,

Как будто что-то нам давно шептало,

Что всё сгниет и смерть недалеко.

Но над юдолью мерзости и смрада

Дух светоч свой опять возносит страстно.

И борется с всесилием распада,

И смерти избегает ежечасно.

Согнувшись, со стекляшками в руке

Сидит он. А вокруг и вдалеке

Следы войны и мора, на руинах

Плющ и в плюще жужжанье стай пчелиных.

Усталый мир притих. Полны мгновенья

Мелодией негромкой одряхленья.

Старик то эту бусину, то ту,

То синюю, то белую берет,

Чтобы внести порядок в пестроту,

Ввести в сумбур учет, отсчет и счет.

Игры великий мастер, он немало

Знал языков, искусств и стран когда-то,

Всемирной славой жизнь была богата,

Приверженцев и почестей хватало.

Учеников к нему валили тыщи…

Теперь он стар, не нужен, изнурен.

Никто теперь похвал его не ищет,

И никакой магистр не пригласит

Его на диспут. В пропасти времен

Исчезли школы, книги, храмы. Он сидит

На пепелище. Бусины в руке,

Когда-то шифр науки многоумной,

А ныне просто стеклышки цветные,

Они из дряхлых рук скользят бесшумно

На землю и теряются в песке…

Мрак первозданный.

Тишина. Вдруг луч,

Пробившийся над рваным краем туч,

Ваяет из небытия слепого

Вершины, склоны, пропасти, хребты,

И твердость скал творя из пустоты,

И невесомость неба голубого.

В зародыше угадывая плод,

Взывая властно к творческим раздорам,

Луч надвое все делит.

И дрожит Мир в лихорадке, и борьба кипит,

И дивный возникает лад.

И хором Вселенная творцу хвалу поет.

И тянется опять к отцу творенье,

И к божеству и духу рвется снова,

И этой тяги полон мир всегда.

Она и боль, и радость, и беда,

И счастье, и борьба, и вдохновенье,

И храм, и песня, и любовь, и слово.

Гостя в горах, в стенах монастыря,

В библиотеку в час вечерни ранней

Забрел я как-то. Багрецом заря,

Высвечивая тысячи названий,

На корешках пергаментных горела.

И я, придя в восторг, оцепенело

Взял том какой-то и поднес к глазам:

«Шаг к квадратуре круга». Ну и ну! —

Подумал я. Прочту-ка! Но взгляну

Сперва на этот, в коже, с золотым

Тисненьем том и с титулом таким:

«Как от другого древа съел Адам».

Какого же? Конечно, жизни. Ясно,

Адам бессмертен. Значит, не напрасно

Сюда пришел я! И еще заметил

Я фолиант. Он ярок был и светел,

С цветным обрезом толстым, многолистным

И пестрым заголовком рукописным:

«Всех звуков и цветов соотношенья,

А также способы переложенья

Любых оттенков цвета в ноты, звуки».

О, как хотелось мне азы науки

Такой постичь! И я почти уж верил,

Прекрасные тома перебирая,

Что предо мной библиотека рая.

На все вопросы, что меня смущали,

Что мозг мой, возникая, иссушали,

Здесь был ответ. Без жертв и без потерь

Здесь давний голод утолить я мог.

Здесь каждый титул, каждый корешок

Сулил победу над духовной жаждой.

Ведь каждый к знаньям отворял мне дверь

И обещал плоды такие каждый,

Каких и мастер редко достигает,

А ученик достичь и не мечтает.

Здесь, в этом зале, был нетленный, вечный

Смысл всех наук и песен заключен,

Творений духа свод и лексикон,

Настой густейший мудрости конечной,

Здесь, в переплетах, предо мной лежали

Ключи ко всем вопросам вековым,