Ночная смена. Крепость живых - Николай Берг
Шрифт:
Интервал:
Две девчонки лет десяти – двенадцати воют навзрыд. У той, что помладше, толсто замотана кисть руки, на плечо наложен жгут. Самый тихий из всей компании парень-милиционер. На плече тоже жгут, предплечье забинтовано, хотя кровь проступает через бинт, искромсанный рукав свисает лохмотьями.
Что я точно помню? А помню я, что «громче всех ругаются матом и другими словами, а также воют и плачут легкораненые. У них на это есть силы. Тяжелораненые молчат!»
Значит, надо заниматься бледным милиционером.
Надежда с ходу показывает мужику с бабой, что им надо идти к кораблю МЧС, который внизу стоит. Лихо, конечно, она этому агрегату под названием «хивус» польстила.
Мужик продолжает ругаться, потому как считает себя самым пострадавшим, и поэтому требует к своей персоне исключительного внимания. Ага, щщщаззз… Я уже видел, как ты шустро ходишь – ранение явно по касательной. Был бы серьезно задет мышечный массив или тем более кость – хрен бы ты так поднялся и пошел. А оставить его тут – достанет претензиями до глубины души: он ведь ранен, и доктор обязан проявить гуманизм. А то, что за это время, пока его царапину будут йодом мазать, кто-то другой дуба врежет, так на это насрать. Люди эгоистичны в массе, а уж раненые – тем более.
Игнорирую мужика, но это не «проханже» – он меня сильно дергает за рукав и просто требует, чтобы я обратил внимание именно на него, и никак иначе. Баба тож подвывает ему в тон.
– Слушай, страдалец, тебе помощь оказана, повязка наложена. Кровотечения нет, больно, конечно, но потерпишь. Иди вниз, там в салоне врач и медикаменты. Я здесь занят, извини, но им моя помощь нужнее!
– Я ранен, твою мать! Видишь, я ранен, твою мать! Ты что, твою мать, совсем края не сечешь?
– Ты, калека недоделанный! Ты оцарапан, а не ранен. Будешь мне мешать, я тебе сам прострелю ногу как следует. И тогда буду заниматься именно тобой! Вали отсюда вниз, болван чертов, и не дергай меня за рукава! Я кому сказал? Вали давай!
– Сука ты, а не доктор!
– Я еще хуже! Все, пошел, пошел! Не беси меня! Сейчас тебя еще дополнительно подстрелят – добьешься моего внимания! Забыл, что тут перестрелка? Иди, давай!
От нашей перебранки есть польза – девчонки голосить перестали. Видимо, злой доктор Ойнеболит напугал.
Кстати, какого хрена на девчонке жгут?
– Надежда Николаевна! Уберите лишних отсюда. Нам новых ранений только не хватает! А ты, принцесса, как тебя ранило?
– У мммення ппалле-ец отсттреллилло… ик… ттуттт в ммешшочке воттт… ик…
– Больше ран нет?
– Этттой мммаллло… ик?!
– Этой хватит. Ну-ка, где палец?
– У Лилллльккки… ик…
Пока разговариваю, вижу, что жгут наложен безобразно – кисть руки опухла и посинела до безобразия. Осматриваю девчонку. Внешне состояние удовлетворительное, не ниже. Напугана, конечно, но ничего страшного. Потому жгут долой, толку от него нет. И прошу Надежду и эту парочку отправить вниз.
Теперь милиционер. Вот ему точно плохо. Белый, холодный пот на его лице глазом невооруженным видно.
– Кости ему надо совместить правильно! – авторитетно заявляет мне в затылок все еще пасущийся тут мужик.
– Вы кто по специальности?
– Я? Экспедитор!
– Медицинское образование есть?
– Нет, но я в телевизоре видел.
– Слушайте, если вы немедленно не уйдете туда, где сейчас сборный пункт раненых, я вас буду лечить только урино– и копротерапией! И от других врачей добьюсь того же!
– Так я ж помочь хочу!
– Внизу, на берегу, ваша помощь будет уместнее. Все, вниз на посадку.
– Я…
– Тебя пристрелить, чтоб понял? – рявкает сзади Надежда мужику в ухо.
Мужик подпрыгивает и наконец сваливает вместе с девчонками.
– Ильяс, видишь группу из четырех человек?
– Вижу. Отработать?
– Нет, ты что, это спасенные. Двое ранены.
– Принято. Не отрабатывать.
– Сопроводи. Чтоб никто не обидел. Я имею в виду: не бегай туда-сюда, а огневым прикрытием.
– Понял, не деревянный.
– Куда делись мужики? Этот, сварщик, и второй, из первого УАЗа?
– Сварщик рванул за нашими на холм еще до того, как вы туда поехали. А мужик с УАЗа, после того как вы раненого сюда потащили, того, с обвязанной головой, побежал к Центральному парку. Прямо вдоль берега.
– Куда ж его черти понесли?
– Вот уж извини, не в курсах…
– Ясно, связь кончаю…
– Буякши, хи-хи-хи…
Теперь что у парня с рукой. Надежда уже дерет ножницами рукав, аж треск стоит.
Парень прикрывает глаза и вроде собирается потерять сознание. Роюсь в сумке, ищу одноразовый шприц. Ампула промедола. Теперь одно соединить с другим – и в ляжку. Готов. Будем надеяться, что шибко инфекции я ему не занес.
– Эй! Земляк! УАЗ на ходу?
– А?
– Ты тут не помирай, все равно не дадим. УАЗ на ходу?
– На ходу…
– Можем сейчас на нем вниз съехать?
– Можем… Бензина нету…
– Что, прям тут кончился?
– Ну да, тут… Я мотор не выключал… Он чуток поработал и заглох… Этот пидор по нас очередь дал, а завести не смог…
– Какой пидор?
– Этот… мент. Он нас остановил…
– Сколько тут всего было?
– Этих?
– Да, этих.
– Трое… Двое ментов…
– Всего трое?
– Ага.
– Я закончила!
– Надежда, как, подбинтуем или перебинтуем?.. На ваш взгляд.
– На мой – подбинтовать, и хорошо будет.
– А жгут?
– Давайте проверим.
– Хорошо, распускаю.
Смотрим на повязку. Кисть руки розовеет, а вот кровищи на повязке не добавляется. Надежда добавляет еще бинта сверху, а я тем временем стягиваю с раненой руки часы: они хоть и на растягивающемся браслете, но на раненой конечности лучше не оставлять ни колец, ни браслетов, ни часов… Отечет – хрен снимешь, и можно получить на ровном месте отмирание тканей. Был у меня пациент с ожогом и ботинком на обожженной ноге. Успели снять этот чертов ботинок по кускам, еле успели, а то потерял бы пальчики – уже цвет был у них очень гадкий, когда освободили…
Иммобилизовать бы руку – очень похоже, что уж одну-то кость пуля поломала. А может, и вторую тоже… Без рентгена не скажешь. Шин у меня нет. Разве у МЧС спросить? Или тут какую-нибудь ветку-доску поискать…
– Что вы озираетесь? – останавливает мое блуждание глазами по окрестностям Надежда.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!