Древние империи Центральной Азии. Скифы и гунны в мировой истории - Уильям М. Макговерн

В 153 г. возникли проблемы между китайскими чиновниками и царствующим монархом Северного Гуши. Благодаря близости этого царства к северным гуннам, вопрос был расценен как исключительно важный. Когда конфликт, в конце концов, перешел в открытые военные действия между китайцами и царем-вассалом, китайцы незамедлительно двинули войска на непокорную территорию. Вскоре после этого они объявили мятежного царя низложенным и назначили на его место другого правителя.

Однако не успели они это сделать, как свергнутый монарх сбежал к северным гуннам и попросил помочь ему вернуть свое царство. Гунны были только рады вмешаться в дело, и через некоторое время на границе Гуши появилась гуннская армия. Эта ситуация вселила ужас в сердца разумных китайских чиновников, которые испугались, что их ждет очередное восстановление гуннской империи.

Вместо того чтобы сражаться, они переключились на дипломатию. Им удалось установить тайные контакты с низложенным царем и пообещать ему возвращение на трон и прощение всех его прошлых преступлений, если он отречется от альянса с гуннами и снова поклянется в верности Поднебесной империи. По той или иной причине свергнутый монарх принял эти условия, и в скором времени ему без лишнего шума вернули его царство.

Из того, как повели себя китайские власти в данном случае, видно, что в 153 г. Северная гуннская империя еще представляла собой грозную политическую силу. В глазах современника тех событий она, безусловно, казалась империей, которая в той или иной форме просуществовала 350 лет и которой суждено было просуществовать еще неизвестно сколько. Кроме того, продолжающееся ослабление и упадок, очевидные во всех частях самого Китая, наверняка усиливали ощущение, что еще немного – и гунны снова смогут отнять у Китая большую часть его колониальных владений.

Однако все обернулось иначе, и вскоре стало ясно, что Северная гуннская империя исчерпала все свои возможности. Фактически помощь, оказанная северными гуннами свергнутому царю Гуши, является последним упоминанием о ее существовании в китайских анналах. Спустя десять лет после этого Северная гуннская империя исчезла, а ее обитатели оказались разбросаны по обширным равнинам Туркестана. Чтобы понять, как произошло это важное событие, нам нужно снова перенести свое внимание в Монголию и последить за тем, как развивались события в этом регионе с точки зрения политики.

Первая сила, достойная внимания, – это, конечно, южные гунны. В течение всего периода, когда китайцы постепенно восстанавливали контроль над Кашгарией, южные гунны оставались, как минимум номинально, вассалами Поднебесной империи. Однако, несмотря на это, китайские власти уже не могли добиться прежнего безоговорочного господства над племенными объединениями южных гуннов. Точнее говоря, шаньюи и другие члены монаршей семьи были по-прежнему лояльны Китаю, но многие вожди и другие представители гуннской аристократии проявляли недовольство китайским верховенством и открыто поднимали мятежи, хотя эти мятежи означали ведение войны против своих собственных законных правителей, которых они считали марионетками в руках китайской бюрократии.

В рамках этой книги нет возможности рассказывать обо всех этих внутренних конфликтах. Достаточно сказать, что в 124 г. вспыхнул один из таких мятежей, который удалось подавить только с помощью внушительной китайской армии. В 140 г. началось похожее восстание, но на этот раз оно оказалось гораздо масштабнее. Несмотря на то что сам шаньюй не был замешан в организации восстания, китайские чиновники сурово упрекали его в неспособности поддерживать порядок во владениях южных гуннов. Несчастно го шаньюя, а также его брата, который мог бы стать наследником трона, так унизили, что оба покончили с собой.

Внезапная смерть шаньюя и его наследника только добавила неразберихи. В течение следующих трех лет у южных гуннов не было даже видимости устойчивого центрального правительства. Мятежники выдвинули своего претендента на трон, а тем временем продолжали разорять китайскую границу. Воодушевленные успехами этих набегов, к ним снова присоединились многие ухуани, жившие дальше к востоку, и вскоре вся северная граница запылала. Китайцам снова пришлось проводить крупные военные кампании. Прошло не менее трех лет (143 г.), прежде чем вожди мятежников были убиты или побеждены, и китайцы смогли посадить на место шаньюя южных гуннов князька, который, долгое время прожив заложником в китайской столице, стал практически китайцем по своим идеям и пристрастиям.

Чтобы повысить престиж нового шаньюя среди его народа (и таким образом предотвратить новые возможные мятежи), китайцы обращались со своей марионеткой с подчеркнутым почтением и осыпали подарками огромной ценности его супругу и других придворных. В значительной степени в результате такой политики мир и порядок среди южных гуннов были восстановлены, и несколько лет после этого ни о каких случаях неповиновения не было слышно. Но в 153 и в 158 гг. восстания вспыхнули снова. И снова восставших поддержали многочисленные члены ухуаньских племен, а китайцам снова пришлось посылать большую армию под началом одного из своих лучших полководцев. После подавления восстания китайский военачальник низложил царствующего шаньюя в наказание за его неспособность обеспечить порядок среди своих подданных, но император Китая отменил этот акт, и в скором времени низложенный монарх был восстановлен на троне своих предков.

На протяжении всего периода постоянной смены мятежей и покорности (109–160 гг.) ухуани играли роль просто друзей и союзников мятежных южных гуннов, поэтому нет необходимости уделять им особое внимание. Совсем другое дело – северные соседи южных гуннов и ухуаней сяньби, которые в течение этого периода стали важным фактором дальневосточной политики. До начала общего восстания 109 г. различные племена сяньби добровольно (в основном) признавали верховенство императоров Поднебесной. После их восстания такое благоприятное положение дел перестало существовать. Точнее, в 110 г. сяньби, принимавших активное участие в нападениях на Китай, вынудили отступить в Северную Монголию. Китайские командующие не хотели, да и не могли преследовать отступающего врага в этом регионе, и на протяжении нескольких лет между китайцами и этой мощной группой «северных варваров» не было почти никаких контактов. Китай не подвергался их набегам, но был не в состоянии оказывать какое-либо влияние на своих бывших вассалов.

Начиная с 115 г. сяньби возобновили свои агрессивные действия, и в китайских хрониках за этот и следующие пять лет (115–119 гг.) часто упоминаются набеги сяньби на разные участки северной границы. Набеги эти никогда не носили характера настоящей войны между двумя государствами, поскольку сяньби по-прежнему были раздроблены на большое число соперничающих, а часто и конфликтующих племен. Однако в 121 г. этот беспокойный народ претерпел существенную трансформацию. Один из племенных вождей по имени Куджин после легких заигрываний с Поднебесной империей стал главным зачинщиком нападений на Китай. Более того, вскоре он показал себя талантливым организатором, и ему, похоже, удалось привести большое количество сяньбийских племен к признанию его верховенства и убедить их подчиняться его приказам. В каком-то смысле можно сказать, что история сяньби как организованного или полуорганизованного государства начинается с этого вождя.