Последняя рукопись - Франк Тилье

– Жак был в неважной форме.

– Да-да, знаю, Жюлиан это часто повторял. Судя по упаковкам от лекарств, обнаруженным у него дома, и токсикологическим анализам, он, очевидно, проходил курс лечения от депрессии. Но… в тот день его что-то глубоко взволновало, до такой степени, что он скончался. Похоже на самоубийство. Понимаешь, мне необходимо разобраться, потому что вся эта история не отпускает меня. Не хочешь помочь мне заполнить пустоты между моментом, когда я привез Жюлиана сюда, и временем, когда на видео появляются фары? Если память мне не изменяет, когда мы приехали, тебя не было дома, ты не встречала Жюлиана. Не припомнишь, в котором часу ты вернулась?

Лин поднялась, чтобы налить себе виски и таким образом выиграть время. Отрицательно покачав головой, Колен отказался от предложенного ему стакана. Двадцать третье… двадцать третье… Что же она делала? Ах да, ехала из Реймса, где, угрожая оружием психиатру, получила информацию о Джордано. Она вспомнила, что солгала Жюлиану, и повторила то, что сказала тогда мужу.

– Я возвращалась из Парижа, все те же чертовы проблемы с моим издательством насчет плагиата… Думаю, я оказалась на вилле часам к четырем, максимум к половине пятого. Помнится, я очень удивилась, увидев сидящего в кресле Жюлиана. С этого момента мы с ним не расставались.

– Ты уверена?

– Совершенно.

Колен поджал губы, что-то записал и резко захлопнул блокнот. Затем внимательно, не моргая, посмотрел на нее. Его глаза тускло блеснули, а лицо застыло и посерело, как у человека, внезапно узнавшего, что от него уходит жена.

– Понимаю…

Он поднялся и молча, даже не взглянув на нее, убрал компьютер. Именно в этот момент Лин поняла: он знает, что она говорит неправду, что она не ездила ни к какому издателю. Конечно, он туда звонил и красным отметил в своем поганом блокноте: «Где была Лин все те разы, когда утверждала, что она у издателя? Почему она лжет?» Лин проглотила виски, надо чем-то заняться, чем-то заполнить мертвую тишину, в которую ее погрузил сыщик. Зачем он пришел, один, со своим видео? Почему устраивает ей очную ставку? Ей, а не Жюлиану? Может, он хочет дать ей шанс признаться? Неужели теперь он подозревает ее? И ее тоже?

Она проводила Колена до двери. Он повернулся к ней:

– Оставь эту фотографию у себя. Очень возможно, что завтра я вернусь задать вопросы Жюлиану. Если он захочет мне позвонить – если кто-нибудь из вас захочет, – звоните без колебаний. Что-то в этой истории от меня ускользает, есть какие-то лакуны, которые мне не удается заполнить, но знаешь, я вроде прилива. Мне потребуется время, но все эти дыры рано или поздно заполнятся. До свидания, Лин.

Уткнувшись носом в воротник, он развернулся и побежал к машине. Лин заперла дверь, привалилась к ней спиной, сделала глубокий вдох, схватила рамку с фотографией и задумалась о прятавшейся в кустах фигуре.

Потом она бросилась в гараж и порылась в бардачке своей машины, чтобы поискать там талон за проезд по платной дороге от Реймса до съезда в десяти километрах от Берка 23 декабря. На талоне было указано время 18:48, приблизительно час после утопления. Теоретически Жюлиан мог успеть вернуться по пляжу пешком. Быстрым шагом от русла Оти не больше получаса ходу. Из-за прилива он должен был бы воспользоваться мостом, пройти по дороге, огибавшей лес, и вернуться южнее, по песку.

Но что это могло значить? Что перед тем, как Жак утонул, Жюлиан находился возле него в машине? А кто еще?

Лин накинула на плечи плед и уселась в кресло перед камином. Ей никак не удавалось согреться. Огромные окна выходили в кромешную тьму, дом казался ей кораблем, дрейфующим в бескрайнем ледяном пространстве.

У Жака была неустойчивая психика. Возможно ли, что Жюлиан поддержал его желание броситься в залив? Но как можно толкнуть человека на смерть? Угрозами? Словами? На видео Жак плакал. Слова могли ранить его. Но какие весомые слова мог бы произнести страдающий амнезией человек, чтобы принудить другого к самоубийству?

Разве что Жюлиан не потерял память. Или она к нему вернулась.

Лин вздрогнула, услышав шум двигателя спустя два часа. Когда открылась дверь, она еще больше вжалась в кресло. Жюлиан подошел и обнял жену сзади, скользнув губами по ее шее.

– Готово.

Его слова, его запах… Лин зазнобило. Он встал перед ней, взглянул на бутылку виски, потом на запертый чемодан на колесиках:

– Что это значит? Ты собираешься уезжать?

Лин сделала глубокий вздох и вытащила из-под пледа фотографию:

– Ты мне можешь объяснить?

Жюлиан взглянул на снимок:

– Это что?

– А ты не знаешь?

– Нет, конечно. Скажи мне.

– В тот вечер, когда твой отец утопился, там оказалась камера. Она была скрыта среди деревьев на другой стороне реки. Ты знаком с Беранже Аргу?

– Кто это?

– Кое-кто, кого ты хорошо знаешь. Орнитолог. Его, как и тебя, интересует колония тюленей. К нам приходил Колен, он показал мне видеозапись. Человек, которого ты видишь на фотографии, смотрел, как твой отец тонет в волнах.

Жюлиан рухнул в кресло:

– Поверить не могу.

Лин молчала, прижав колени к груди. Собственный муж внушал ей страх, ее одолевали ужасные картины: Жюлиан, раздробивший ногу Джордано… То, как он ударил вора с рыбьим лицом… Размозженный затылок сыщика… Можно ли объяснить амнезией все эти чрезмерные реакции, которых она за ним прежде не знала? Неужели Жюлиан так ожесточился после того, как на него было совершено нападение?

Суровый голос отвлек ее от этих размышлений:

– …Хотя бы, почему я могу иметь к этому какое-то отношение?

– Почему, когда тебя выписали из больницы, ты позвонил отцу, а не мне?

– Почему? Да потому, что хотел сделать тебе сюрприз! Я сказал отцу, что все хорошо, что мы ждем его завтра на рождественский ужин. Я остался дома и ждал тебя. Главное, я не хотел испортить эффект.

Он поднялся с места и заложил руки за голову. У него на лбу выступил сосуд.

– Твою мать, Лин! Ты что, меня подозреваешь? Зачем бы я стал делать такое? Тебе не пришло в голову, что фигура на фотографии – это, возможно, тот самый чертов паразит, который обокрал нас?

Он подошел к окну, широко распахнул его и стал вглядываться во тьму. В комнату ворвался ветер.

– Кто тебе сказал, что сейчас он не наблюдает за нами? Что он не хочет уничтожить нас?

Он замер перед бескрайним пространством за окном. Потом вернулся к жене, попытался обнять ее, но она отпрянула и рывком поднялась с кресла.

– Прости, мне не по себе. Что-то в тебе коренным образом изменилось. Я не знаю, что именно, и не знаю, случилось ли это еще до того, как ты срежиссировал нападение на самого себя и обрек нас обоих на этот ад. Но в любом случае ты уже не тот человек, которого я знала.