Шопоголик среди звезд - Софи Кинселла

Ухожу. Сейчас же.

Бормоча извинения, я пробираюсь по ряду. Зал уже полон, на сцене держит речь какой-то мужчина в смокинге, распорядители косятся с подозрением, – но мне все равно. Я ухожу. Мне нужно срочно поговорить со Сьюз. Она меня, наверное, ненавидит. Я ее не виню. Я сама себя сейчас ненавижу.

Ненита все еще стоит в фойе с Араном и еще несколькими, но теперь она вызывает у меня отвращение. Нет, хуже – ярость. Кто она такая, чтобы меня проклинать? Кто она такая, чтобы оскорблять Дэнни? Я отлавливаю ее на входе в зал и трогаю за плечо.

– Простите, Ненита. – Голос мой звенит от напряжения. – Вы кое в чем ошиблись. Наверное, я плохо поступила, когда нарушила данное Лоис обещание, но вы учтите, она тоже не невинная овечка. Во-вторых, пытаясь испортить карму другому, вы портите ее себе. И в-третьих, платье у меня актуальнее некуда. Дэнни Ковитц – очень талантливый дизайнер, по нему все молодые модные блогеры фанатеют, а если вы его не знаете, то, может, это у вас с актуальностью нелады.

Свита стилистки ахает в ужасе, но мне все равно. Меня уже не остановить.

– А что касается нашего с вами сходства… Тут вы правы. Если мне что-то нужно, я костьми лягу. – Я оглядываюсь на пиарщиц, камеры, ряды блестящих подарочных пакетов с полосатыми ручками в стилистике «Шапито». Когда-то я за эти пакеты с сувенирами душу бы продала. А сейчас готова бежать от них, как от чумы. – Так вот, мне это все не нужно.

– Бекки! – смеется Аран.

– Правда не нужно, Аран. – Я смотрю ему в глаза. – Ни слава, ни сенсации.

– Милая, не перегибай палку. – Он кладет руку мне на плечо. – Насчет платья Ненита пошутила.

Он думает, я обиделась из-за платья?

Хотя… что еще он должен думать?

Я вдруг вижу себя со стороны – глазами тех, кто наблюдал меня последние несколько недель. Не особенно приятное зрелище. В горле комок, слезы душат. Но перед Ненитой Дитц я расклеиваться не собираюсь.

– Дело не в платье, – говорю я сдержанно и сбрасываю руку Арана. – Пока.

Мое приближение вспугивает стайку собравшихся посплетничать девушек в черных костюмах.

– Уже уходите? – кидается ко мне одна из них. – Все в порядке?

– Все хорошо, – отвечаю я с вымученной улыбкой. – Но мне нужно идти. Срочное дело. Сейчас вызову водителя.

Нащупав телефон, я набираю сообщение Джеффу.

«Можем уехать? Спс, Бекки х».

Я топчусь у дверей, гадая, с какой стороны подъедет Джефф, а потом мне надоедает ждать. Лучше постою снаружи, попробую высмотреть его машину.

Распахнув двери, я выхожу на красную дорожку. На ней никого, только пара программок, банка кока-колы и оброненный кем-то кардиган. Кое-где в красном ворсе поблескивает белый бисер с платья Сейдж. Не представляю, как буду объясняться с Дэнни. Платье расшивали вручную. Наверное, целая вечность ушла. А уничтожили за секунду.

Глядя на рассыпанный бисер, я окончательно падаю духом. Как будто вместе с платьем сегодня погибло и все остальное. Моя глупая голливудская мечта, мои надежды на славу, моя дружба со Сьюз… У меня вырывается судорожный прерывистый вздох, сердце сдавливает от мучительной боли. Нужно собраться. Найти Джеффа. Нужно…

Стоп.

Я столбенею от неожиданности. Что это?

По красной дорожке – пустой красной дорожке – шагает Люк. Неторопливо, но целеустремленно, глядя прямо на меня. Под темным плащом от Армани виден смокинг.

Меня начинает бить дрожь. Суровое напряженное лицо непроницаемо, под глазами легкие тени, губы плотно сжаты, ни намека на улыбку. На какой-то страшный миг мне кажется, что он пришел требовать развода.

– Я думала, ты улетел в Нью-Йорк, – шепчу я едва слышно.

– Да, – мрачно кивает он. – Так и было. Но едва прилетев, повернул назад. Бекки, я повел себя отвратительно, и с тобой, и с матерью. Непростительный поступок.

– Ну что ты! – нахлынувшее облегчение переполняет меня до краев.

– Ты имеешь полное право злиться.

– Я не злюсь. Честно, совсем нет. – Комок в горле рассасывается. – Я просто… я так тебе рада.

Я беру его за руку и сжимаю крепко-крепко. Я даже не мечтала его здесь увидеть. Сон наяву. Теплая, надежная рука, она удерживает меня, как якорь. Ни за что не отпущу.

– А почему ты не в зале? – Люк кивает на фойе. – Как все прошло, успешно?

Очень хочется заявить: «Да! Все великолепно!» – и продемонстрировать свой трофей. Но я понимаю, что не могу соврать. Только не Люку. Который стоит здесь, рядом. Ради меня вернувшись из Нью-Йорка. Единственному в этом здании человеку, которому действительно есть до меня дело.

– Я не так все представляла, – признаюсь я. – Все оказалось совсем по-другому.

– М-м, – кивает Люк, словно прочитав мои мысли.

– Наверное… Наверное, ты был прав. Кажется, я слегка потерялась.

Люк молчит. Темные глаза заглядывают в мои, и необходимость в словах пропадает. Он и так все чувствует.

– Я всю дорогу до Нью-Йорка мучился раздумьями, – говорит он наконец. – А потом меня осенило. Я твой муж. Если ты потерялась, кому как не мне искать и возвращать тебя.

В глазах опять щиплет. После всех тревог и обид, которые он пережил по моей милости. Он вернулся за мной.

– Я здесь, – выдавливаю я сквозь душащие слезы, и Люк прижимает меня к себе.

– Иди сюда, – шепчет он в мою мокрую щеку. – Прости меня, девочка моя. На премьеры неправильно ходить в одиночку.

– Прости, – шепчу я в ответ, шмыгая носом в его белый воротник. – Я, кажется, слегка выпала из сюжета.

Люк протягивает мне платок, я сморкаюсь и как могу подправляю поплывший макияж. Люк терпеливо ждет.

– А в интервью меня все называли Бетти, – жалуюсь я. – Бетти!

Он поднимает брови.

– Бетти? Нет, совсем не похожа. Ну, что будем делать? – взглянув на часы, спрашивает он. – Хочешь обратно в зал?

– Нет, – решительно качаю я головой. – Я хочу найти папу. И помириться со Сьюз. И обнять Минни. Что угодно, только не в зал.

– Правда? – Он смотрит мне в глаза, и я читаю в его взгляде куда более серьезный вопрос. Тот самый, который он мне уже задавал. Только теперь кажется, что давным-давно.

– Правда. Все… прошло.

– Хорошо. – Взгляд его теплеет. – Хорошо.

Он берет меня за руку, и мы медленно идем по красной дорожке.

Кто-то смотрит на мир через розовые очки. А я, кажется, все это время смотрела через красные – цвета красной дорожки. Хотя на самом деле без мишуры и звезд она довольно невзрачная. Мы с Люком шагаем, держась за руки, мимо стоящих вдоль ограждения камер, и, кроме нас, на дорожке никого нет. Как тогда, на Аллее Славы, много недель назад, когда Лос-Анджелес был еще сказочным и неизведанным. Поверить не могу, сколько всего произошло с тех пор.