Поцелуй мертвеца - Лорел Гамильтон

— У тебя шрам от ожога в виде креста.

— Да, один Ренфилд подумал, что будет весело заклеймить меня этим.

— А этот шрам, что тянется по коже, кто его оставил?

— Ведьма, способная менять форму.

— Не оборотень? — спросил он.

— Нет, это была ведьма, которая использовала магию, чтобы красть возможность превращаться в животных как у настоящих ликантропов.

— Я был там тогда, — вставил Дольф. — Анита спасла тогда одного из моих офицеров.

Это был Зебровски с вывернутыми наружу кишками. Я зажимала их рукой, когда офицеры отказывались помочь, потому что считали, что ведьма была настоящим оборотнем, и они могли подцепить эту болезнь. Я сдавливала края раны Зебровски, и кричала, что они чертовы трусы, и мы с Дольфом вытащили оттуда Зебровски живым. Я была той, кто поддержал Кэти, когда в больнице она хлопнулась в обморок. Были причины почему мы с Зебровски были напарниками, и почему Кэти стала приглашать меня и дорогих мне мужчин на барбекю и ужины. Она не комфортно себя чувствовала при визитах вампиров, но позволяла приходить моим любимым мужчинам, покрывающимся шерстью. Она дала понять остальным копам, что если они не в силах этого вынести, то могут уйти. Кэти казалась такой мягкой, но под всем этим шелком был стальной стержень, который она использовала, чтобы защитить меня, Натаниэля и Мику на последнем летнем пикнике. За тот день я полюбила Кэти.

— Вампир, который намеревался тебя порвать, был новообращенным?

— Нет, — ответила я.

Он покачал головой:

— Ни один вампир, достаточно долго пробывший нежитью, не сделал бы такого, если это не один из ревенантов[26], которые немногим лучше гулей.

— Вампиру, сделавшему это со мной, было более века, и он не был ревенантом. Он намеренно причинил мне боль, потому что хотел заставить меня страдать.

— Почему? — спросил он.

— На этот вопрос мог ответить только он сам, — ответила я.

— Он сейчас жив, чтобы ответить?

— Нет, — сказала я.

— Думаю, бывают как плохие вампиры, так и плохие люди, — заметил он.

— Они люди, Вайскопф, и, как и все люди, одни из них хорошие, а другие — плохие, но теперь те плохие люди с суперсилой, суперобостренными ощущениями и жаждой крови. Без держащего их на коротком поводке Мастера, они, как и большинство людей, опьянены силой.

— Нет, — возразил он.

— Они убили двух полицейских. Это была ловушка, чтобы убрать меня.

Он посмотрел на стол:

— Они обсуждали убийство Жан-Клода и тебя. Мы сказали им «нет», но очевидно, они начали действовать самостоятельно.

— Если бы ты был их настоящим Мастером, то смог бы это предотвратить. Все это.

— Но это противоречит нашей цели, Анита. Мы хотели, чтобы они были свободны, чтобы доказать, что вампиры не нуждаются, чтобы их пасли и контролировали, как животных.

— Ты имеешь в виду оборотней, — уточнила я.

— Они и есть отчасти животные, Анита.

— У меня больше любовников, которые покрываются мехом раз в месяц, чем тех, кто спит в гробу.

Его передернуло, в прямом смысле, словно от моих слов у него пробежал холодок по коже.

— Это твой выбор, но в вампирах нет и намека на зверя.

— Нет, только, как человеческие серийные убийцы, они просто люди, которые творят чудовищные бесчинства.

— Мы обнаружили бомбы в последнем обследованном нами доме, — сказал Дольф.

Это было отчасти ложью. Мы нашли детали или отходы от созданных бомб, принимая во внимание информацию Альвареса, но судя по шоку и ужасу на лице Вайскопфа, эта ложь прокатила.

— О нет, нет.

— Что они собираются делать с бомбами? — спросил Дольф.

— Сколько вы обнаружили?

Вот еще одна проблема с ложью — ее нельзя прервать.

— Две, — сказал Дольф.

Вайскопф побледнел:

— Они этого не сделают.

— Каковы цели? — спросил Дольф, нависая над столом. Его внушительные габариты выглядели весьма угрожающе, но на Вайскопфа не возымели никакого эффекта. Его действительно шокировали известия.

— Они говорили о создании бомб, но мы им запретили.

— Но у вас не было реального влияния на них, потому что вы не заставили их принять клятву, — сказала я.

— Они были лучше, когда были с нами.

— А, это феромоны, — пояснила я.

Он покачал головой:

— Мы заподозрили, что само наше присутствие влияло на них, поэтому стали спать в других местах, подальше от них.

— Черт, Вайскопф, это лишило тебя и твоего Бенджамина остатков власти над этими людьми.

Он посмотрел на меня, в его лице проявилась боль:

— Должен быть способ обрести свободу. Способ снова стать просто людьми.

— Вы вампиры, Вайскопф, — сказала я, и мой голос звучал мягко, потому что в его голосе я слышала боль. — Этого нельзя изменить, и это значит, что вам нужен Мастер.

Он еще сильнее затряс головой, будто пытаясь избавиться от мыслей:

— Нет, нет, тогда все наши труды, станут… напрасными.

— На что направлены бомбы? — спросила я.

Он посмотрел на меня:

— На Церковь Вечной Жизни. Они чувствуют, что Малкольм предал их всех, заставив принести клятву Жан-Клоду. На клубы и офисы Жан-Клода. На тебя и Жан-Клода. Многие считали, что если вас устранить, то будут свободны. Мы говорили им, что это неправда, что вы лучшее и самое современное правление, которое мы когда-либо видели. Что вы дали нам надежду.

Мой пульс подскочил, но, на самом деле, Вайскопф не рассказал нам ничего нового, чего бы мы сами уже не подозревали. Охранники трижды все прочесали. У нас были толковые люди. Я верила в это, на полном серьезе, но все равно боялась.

— В вашей группе есть еще люди-слуги? — спросила я.

— Нет.

Паника немного утихла. Значит, средь бела дня бомбы взрывать некому, к тому же на складе мы убили их специалиста-подрывника.

— Подожди, — сказала я, — а что касательно Ренфилдов… дважды укушенных?

На его лице отразилось отвращение:

— Дважды укушенный — это было бы оскорблением людям, которых мы переубеждаем.

— Значит, Ренфилд. В вашей группе вампиров они у кого-то есть?

— У некоторых, — ответил он.