Последняя игра - Дэвид Эддингс

Слова Гариона подобно ударам разили изувеченного бога, аОко, как бы реагируя на эти слова, сверкало по-новому, и этим новым быланенависть, хлеставшая бога Дракона энгараков, словно бич. Это и был тот ИСХОДкоторого с самого начала времен ожидала Вселенная. И именно поэтому Гарионявился сюда, в Ктол Мишрак, – но не для того, чтобы сразиться с Тораком, ачтобы отвергнуть его.

С диким воем ярости и муки Дитя Тьмы поднял Крэг Тор надголовой и снова бросился на райвенского короля. Гарион не сделал попытки отвестиудар, а, держа рукоять меча обеими руками и выставив вперед клинок, ринулся нанападавшего противника.

Все произошло просто и легко. Когда меч райвенского королякоснулся внезапно напрягшегося тела бога, мощь Ока рванула вперед пылающийклинок, и он вошел в грудь Торака.

Рука Торака разжалась, и Крэг-Гор, теперь уже безвредный,выпал из нее.

Торак открыл рот, что бы закричать, но вместо крови из негохлынуло голубое пламя. Торак сорвал блестящую стальную маску, открыв тем самымизувеченное лицо, которое скрывалось под ней. Из глаз его текли слезы, но слезыэти тоже были пламенем, поскольку погрузившийся в грудь Торака меч райвенскогокороля наполнил бога своим огнем.

Торак отпрянул, и меч выскользнул из его тела. Но пламя,которое клинок разжег в нем, не исчезло. Оно вырывалось из зияющей в грудираны, стекало по пальцам, образуя вокруг него пылающие лужи посреди камней.

Изуродованное лицо Торака, по которому все еще теклиогненные слезы, было искажено страданием. Он посмотрел на тяжело нависшее небо ипростер к нему руки. В смертельной муке поверженный бог закричал небесам:«Мать!» – и его голос эхом отозвался от самых дальних звезд.

Так он постоял, застыв, с руками, поднятыми в последнеймольбе, затем покачнулся и упал к ногам Гариона.

На миг наступило полное молчание. Затем ужасный вопльсорвался с безжизненных губ Торака и устремился в невообразимые дали. Этоисчезало темное Предначертание, унося с собой и черную тень Крэг-Гора.

Опять наступила тишина. Проносившиеся над головой облакапрекратили свою безумную пляску, лохмотья страшной тучи исчезли, и появилисьзвезды. Вся Вселенная содрогнулась – и замерла. Наступило мгновение абсолютнойтемноты: повсюду исчез свет, и прекратилось всякое движение. В это время все,что существовало, существует и будет существовать, внезапно устремилось в руслоодного Предначертания.

Там, где всегда было два пути, теперь остался только один.

А потом, сначала слабо, а затем все сильнее, стал дутьветер, унося гнилостное зловоние Города Ночи, а выглянувшие звезды засверкали,как драгоценные камни на бархате ночи. И когда снова появился свет, Гарионстоял, обессиленный, над телом бога, которого он только что убил. В руке у неговсе еще полыхал голубым пламенем меч, а Око торжествовало в глубинах егоразума. Он смутно понимал, что в тот страшный момент, когда пропал весь свет,они с Тораком обрели свой прежний облик, но Гарион слишком устал, чтобыудивляться этому.

Неподалеку от разбитой гробницы появился Белгарат, дрожащийи потрясенный.

В руке он крепко сжимал разорванную цепочку своегомедальона. На секунду он остановился, чтобы посмотреть на поверженного бога.

В руинах все еще свистел ветер, а где-то далеко в ночигончие Торака выли унылую погребальную песнь своему поверженному господину.

Белгарат расправил плечи, а потом жестом, напоминающим тот,который в момент смерти сделал Торак, простер свои руки к небу.

– Повелитель! – крикнул он громогласно. –Свершилось!

Все окончилось, но в своей победе Гарион чувствовал привкусгоречи.

Человеку нелегко убивать бога, каким бы коварным и злым онни был. И поэтому Белгарион Райвенский с грустью стоял над телом своего врага,в то время как ветер, дыша слабым запахом приближавшегося рассвета, омывалпокрытые плесенью руины Города Ночи.

– Сожалеешь, Гарион? – тихо спросил Белгарат,положив руку на плечо своего внука.

– Нет, дедушка, – вздохнув, ответил Гарион. –Полагаю, что нет. Это нужно было сделать, разве не так?

Белгарат мрачно кивнул.

– Но он был таким одиноким. Я отнял у него все, передтем как убить. Мне нечем гордиться.

– Как ты говоришь, это и нужно было сделать. Только такты мог сокрушить его.

– Хотел бы я оставить ему хоть что-нибудь Со стороныразрушенной железной башни появилась маленькая скорбная процессия. Тетя Пол,Силк и Се'Недра несли тело кузнеца Дерника, а рядом с ними грустно шел Миссия.

Почти невыносимое горе обрушилось на Гариона. Дерник, егосамый старый друг, погиб во время того огромного внутреннего переворота, которыйсвершался в душе Гариона перед его схваткой с Тораком, и Гарион даже не могоплакать его.

– Как ты понимаешь, это было необходимо, – грустносказал Белгарат.

– Почему? Почему Дерник должен был умереть,дедушка? – Голос Гариона срывался от отчаяния, а в глазах его стоялислезы.

– Потому что его смерть дала твоей тете Пол силысопротивляться Тораку. В Предначертании всегда было одно белое пятно –возможность того, что Пол уступит. А Торак нуждался в любви хотя бы одногочеловека. Это могло сделать его непобедимым.

– И что бы случилось, если бы она пошла к нему?

– Ты проиграл бы битву. Вот почему Дерник должен былумереть. – Старик грустно вздохнул. – Хотел бы я, чтобы все случилосьпо-другому, но этого нельзя было избежать.

Тело Дерника вынесли из разрушенной гробницы и осторожноположили на землю. Печальная Се'Недра присоединилась к Белгарату и Гариону. Непроизнося ни слова, хрупкая девушка вложила свою руку в руку Гариона, и теперьвсе трое тихо стояли, наблюдая, как тетя Пол, уже без слез, нежно уложила рукиДерника по бокам и потом накрыла его своим плащом. Затем Полгара села на землю,взяла в ладони его голову, почти рассеянно погладила волосы и в немой печалисклонилась над ним.

– Не могу, – всхлипнула Се'Недра и, уткнувшись вплечо Гариона, разрыдалась.