Записки мертвеца - Георгий Апальков

пойдёт? — спросила Кристина, поочерёдно глядя на всех, кроме своей племянницы.

— Да какая разница? Я выйду, чё уж там, — нехотя сказал Сергей, вмиг побледневший и осунувшийся, — Пойдёшь?

Он посмотрел на меня одновременно требовательным, просящим и умоляющим взглядом: так, что я не мог отказать. Да и при Ире не хотелось терять лицо.

Мы оделись, вышли к калитке и открыли её. Один из молодых людей в форме представился ефрейтором и назвал свою фамилию, которая, едва влетев в моё ухо, тут же была обречена на забвение.

— Общее собрание на площади у магазинов, через час. Быть всем, кроме больных и неходячих, — объявил ефрейтор.

— А детям? — спросил Сергей, и было слышно, как дрогнул его голос.

— Могут идти, могут не идти, если есть, с кем оставить. Вы не волнуйтесь, там так, послушать просто, — сказал ефрейтор, и отчего-то я ему поверил. Выглядел он неказисто и грубо, но по глазам его было видно, что ничего, кроме добра, он людям вокруг него не желал. Потому после этих его слов покой разлился по моей душе как разливается первый глоток крепкого бурбона по пищеводу после изнурительного рабочего дня, возвращая тебе сладкую веру в то, что жизнь всё-таки может быть прекрасна.

Мы вернулись в дом и рассказали обо всём Ире и Кристине. В голосе Сергея по-прежнему звучала тревога, поэтому я вмешался и попытался всех успокоить. Кристина больше поверила мне, чем Сергею, потому что больше хотела поверить мне, чем Сергею, и даже решила взять на собрание Юлю. Ира лишь легонько пожала плечами: мол, надо — значит надо. Ей, похоже, было всё равно, что там будет на этом собрании. Да и нельзя сказать, чтобы что-то другое её хоть как-то занимало и трогало: ей на всё было плевать, кроме чего-то, о чём она без конца думала сама себе, не желая делиться этим ни с кем прочим — даже со мной.

Дорога до площади между магазинами не заняла много времени. Идти было от силы минут десять или пятнадцать. Площадь представляла собой большой круглый пятачок, в который с обеих сторон упиралась дорога. По двум другим сторонам стояли два центральных магазина: один — большой продуктовый супермаркет, филиал городской сети, которая по слухам принадлежала кому-то из мэрских родственников; а второй — маленький магазинчик всяческих хозяйственных принадлежностей, выглядевший как обыкновенный жилой домик, каких по всему Надеждинскому было полным-полно. Площадь всегда была оживлённым местом: сюда приходили для выдачи пайков и горючего, и здесь постоянно было много людей — как вооружённых, работавших на мэра, так и обычных жителей деревни. Сейчас тут собралась огромная толпа. Ира сказала, что никогда не видела здесь столько людей. Кристина подтвердила, сказав, что это самое большое собрание на её памяти. Мне самому судить было сложно: вне больницы я провёл здесь только пару дней и за это время лишь мельком видел это место.

Помимо людей, здесь было много машин: как простых легковых автомобилей, принадлежавших, должно быть, мэру и его приближённым, так и военной техники: несколько боевых бронированных машин, названий которых я не знал, и подобные которым раньше видел только в компьютерных играх. Сама толпа стояла фронтом на супермаркет. На крыше супермаркета стояло несколько человек, что-то друг с другом обсуждавших, и несколько людей с автоматами, ничего и ни с кем не обсуждавших и просто наблюдавших за всем происходящим. Всё действо было похоже на какой-то рок-концерт, который вот-вот начнётся. Толпа «фанатов», правда, не очень-то неистовствовала в нетерпении, грозя порвать организаторов на клочки, если фронтмен группы сейчас же не выйдет к ним и не крикнет что-нибудь ободряющее, вроде: «Хой!» Напротив: собравшиеся вели себя тихо, будто бы боясь лишним шумом спровоцировать это самое начало «концерта».

— Это кто там, наверху? Мэр? — спрашивала Кристина, попеременно вставая на цыпочки и пытаясь выглянуть из-за спин впереди стоящих людей, таким образом увидев чуть больше.

— Вроде, — ответил Сергей, делая левой рукой козырёк для глаз и щурясь в попытках чётче увидеть тех, кто стоит на крыше.

— Тебе не холодно? — спросила Ира Юлю, которую Кристина держала за руку, но на которую она сейчас совсем не обращала внимания.

— Нет, — ответила Юля.

Я смотрел на них и не знал, чьё настроение мне ближе, и чьё настроение я хочу, чтобы было мне ближе сейчас, в моменте. Пока я был в раздумьях, один из людей на крыше — тот, что не был одет в военную форму, — вышел вперёд, поднёс ко рту мегафон и стал говорить.

— Дамы и господа, меня вы все знаете, — голос принадлежал Михаилу Юрьевичу Гросовскому, — О господине Старкове, я думаю, тоже многие наслышаны. Он и его люди боролись за наш город до самого конца, даже когда дни его были уже сочтены.

— Ага, боролись! А потом за реку свинтили и побросали всех! — крикнул кто-то из толпы. Поднялся небольшой ропот, который вскоре стих, и Гросовский продолжил говорить.

— Согласен: было трудно, и всем, кто отвечал за поддержание порядка и стабильности, приходилось принимать тяжёлые решения. Мы с моим аппаратом, как видите, тоже не в рабочих кабинетах сейчас. И из вас, кто бы чем ни занимался в той жизни, никто сейчас не на рабочем месте. Не об этом речь сейчас, дамы и господа: не о прошлых заслугах и неудачах. А о том, что делать дальше, при всех текущих вводных. А вводные на нынешний момент такие: как все могли заметить, у нас теперь есть уличное освещение, и свет в домах теперь тоже работает без генераторов. Это — целиком и полностью заслуга бойцов полковника Старкова, которым вчера удалось запустить электростанцию, которую мы с вами до сих пор считали разрушенной. Больше того: свет теперь есть во всём городе. А раз есть электроэнергия — есть и возможность восстановить всю остальную инфраструктуру. Всё упирается только в мертвяков, которые ходят по городу прогулочным шагом, и в бандитов, которые, как в старые-недобрые, воюют сейчас друг с другом за кварталы территории, и которые, на мой личный взгляд, ещё хуже мертвецов.

— Поэтому и менты все здесь, да? Чтоб бандитам в городе жизнь мёдом не казалась? — саркастически заметил тот же самый крикун из толпы. На сей раз Гросовский не обратил внимания на ропот и ровным голосом продолжил:

— Победа над заражёнными, над разгулом преступности и анархии будет означать возвращение административного контроля над городом. А это, в свою очередь, будет означать для всех — или многих — из нас возможность снова вернуться в свои дома и в свои квартиры, и жить