Записки мертвеца - Георгий Апальков

кафе. Там же мы до семнадцати ноль-ноль текущего дня ожидаем всех добровольцев. Всем, кто захочет присоединиться к нам позднее, нужно будет самостоятельно добраться до нашего пункта временной дислокации — посёлка Знаменское, в двенадцати километрах в противоположном от города направлении.

— Ну слава богу, хоть всё по-человечески. Чё, пошли, наверное, потихоньку? Вроде, конец уже, — сказал Сергей, приняв паузу, взятую Старковым, за окончание его речи.

— Теперь самый важный момент, — продолжил полковник, — Верю в вашу поддержку и участие, но реалии таковы, что пополнения тыловых подразделений и отдельных взводов снабжения только лишь из числа добровольцев может оказаться недостаточно. В этой связи считаю необходимым провести то, что лично я сам не очень хочу называть «мобилизацией». Назовём это «рекрутским набором» или «призывом». От главы администрации города и по совместительству нынешнего фактического главы села Надеждинское я получил добро на набор одного человека с каждого домового хозяйства. Потому я и назвал это «рекрутским набором»: как в давние-стародавние времена, будем проводить выборочный призыв с каждого участка. Выполнение приказа обсуждению и обжалованию не подлежит. Невыполнение карается по всей строгости закона военного времени. Хочу напомнить, что перед нами всё ещё стоят задачи, поставленные верховным главнокомандующим и генеральным штабом, связанные с поддержанием порядка и законности на вверенных территориях. Всё ещё действуют законы и подзаконные акты, касающиеся порядка набора на военную службу. Все предпринимаемые сегодня действия будут совершены при согласовании с административным аппаратом города, в строгом соответствии с установленным в первую неделю эпидемии порядком. Решения приняты на официальном уровне. Поэтому просьба соблюдать порядок и оказывать содействие.

Гросовский стоял рядом со Старковым и утвердительно кивал на каждое его слово.

— Итак, в следующие два часа каждому домовому хозяйству необходимо определить рекрута, который сегодня в числе прочих будет отправлен в пункт временной дислокации для дальнейшей подготовки к службе в тыловых подразделениях. Хочу особо подчеркнуть: набранные в ходе набора рекруты будут проходить службу только в тылу и во взводах снабжения, пройдя, тем не менее, полноценную программу подготовки по типу «курса молодого бойца». Это не «мобилизация всех на убой», как многие тут вас могли стращать. Это призыв на рутинную работу: сложную, тяжёлую работу, но работу, которая должна быть сделана. И никто не сможет сделать её, кроме вас. На вас вся надежда у ребят, которые совсем скоро отправятся на передовую, защищать наш город от заразы и бандитов, превративших некоторые кварталы в чёрт знает что. Не подведите. И не советую заниматься всякой дурью и всякими глупостями: пройдите через это достойно. С кем-то пока прощаюсь, с кем-то ещё увидимся. Передаю слово действующему главе администрации.

Старков отдал мегафон Гросовскому, тот сказал в него что-то ещё, и мы все разошлись по домам. Ног я почти не чувствовал. Всё тело было будто бы накачано воздухом. Мне снова было страшно. Страх медленно перерастал в ужас от одной только мысли о том, что я могу снова увидеть мертвецов, и что нас с Ирой снова могут разлучить — от всего сразу. До самого дома мы шли молча.

Дома мы все вместе расположились на кухне, сели за стол и согрели чай. Молчание и там ещё некоторое время было с нами, пока Сергей не прервал его и не заговорил.

— Ну? И что делаем? — спросил он.

— Не знаю, — пожала плечами Кристина и перевела взгляд на меня.

— Я тоже не знаю, — сказал я.

— Я пойду в огород, погуляю? — спросила Юля.

— Одна не ходи, — ответила Кристина.

— Мы вместе пойдём, — вмешалась Ира, — Да, Юля?

— Пойдём!

И Ира с Юлей ушли, оставив нас на кухне втроём. Отчасти я был этому рад, но в какой-то степени был также и раздосадован. Решается, может быть, чья-то судьба, а она вот так просто встала и ушла погулять! Непостижимо! Возможно, пора было уже оставить всякие попытки понять её и просто принять её такой, какой она стала.

— Я так понимаю, между нами двумя выбираем, да? — уточнил Сергей.

Я ничего не ответил.

— Вроде этот армеец про гендерные ограничения не говорил, — неуверенно сказала Кристина, явно не собиравшаяся делать шаг вперёд и становиться рекрутом.

— Он сказал, что работа тяжёлая, — ответил на это Сергей, — Да и ежу понятно, что мужики в приоритете. Вы так: если добровольцами запишитесь — рады будут и дело найдут. А так…

— Ну не знаю… Может, прокатит, если кто-то из нас — Ира либо я — пойдёт…

— Да как это выглядеть будет?! — встрепенулся Сергей, — Два лба в доме здоровых, а на фронт девчонок отправляют.

— Тебе важно, что о тебе подумают?

— Мне важно, чтобы ты здесь оставалась. Косте, я думаю, тоже хочется, чтобы Ира тут была. Так что да, Костян: ты или я остаёмся.

— И как решим? — спросил я, сперва прокашлявшись и убрав из горла ком, мешавший говорить.

— Не знаю. На камень-ножницы-бумага может?

— Давай, — ответил я.

Мне не хотелось доверять свою судьбу камню, ножницам или бумаге. Мне хотелось, чтобы Сергей сам вызвался пойти вместо меня, потому что он уже стар, а я — молод, и мне ещё жить да жить. Я думал, что все, кому за тридцать и кто крепок духом, должны при любом удобном случае жертвовать собой и прикрывать своими спинами тех, кто помоложе и послабее. Жертвенность с самой начальной школы нам представляли высшей добродетелью. Отдать свою жизнь, здоровье, силы; страдать ради того, чтобы не страдал кто-то другой — вот высшее благо для человека. Так нас учили. Заботиться же о себе, о своей безопасности и думать о том, что кому-то ты нужен живым, а не мёртвым, в час, когда Родина зовёт — это всегда считалось постыдным и низким. Вот и тогда, на кухне, когда Сергей не стал заслонять собою меня и выбрал вместо этого бросить жребий, доверившись слепому случаю, он как-то сам, автоматически упал в моих глазах. То была не рациональная оценка, но выученная, подсознательная. Не геройствуешь и не стремишься к этому — значит, ты тряпка и не достоин места среди мужчин. И меня совершенно не волновало, что я сам, в общем-то, геройствовать тоже не спешу, и что я тоже скорее доверюсь «цу-е-фа», где у меня будет пятидесятипроцентный шанс остаться дома и не пойти на войну, чем закрою собой Сергея. Ведь я моложе, а значит — сильнее и живучее. Так почему бы и не я, собственно? Об этом я тогда не думал. Я был слишком занят тем, что мысленно разносил Сергея в пух и прах и не замечал, что сам я, в