Ежов. Биография - Алексей Павлюков

«На столь ответственном совещании и в такой обстановке я был впервые и, естественно, всему изумлялся. Но больше всего меня поразил сам Ежов — невысокого, даже карликового роста, худенький, щуплый. Когда он присел в кресле, то из-за стола еле была видна только его голова. Черты лица мелкие, лба почти не видно, глаза невыразительные. Вдоль правой щеки и поперек шеи — глубокие, сросшиеся узлами шрамы. На нем были хромовые сапоги, брюки галифе темно-синего цвета, защитная гимнастерка под поясом без наплечного ремня, ворот которой был расстегнут. Петлицы на гимнастерке были чистые: знаками различия генерального комиссара государственной безопасности он, видимо, пренебрегал. Во рту мял зажженную папиросу даже во время речи[80]. Самоуверенная поза, независимый тон речи не гармонировали с его внешностью, и выглядело это смешновато» .

«Хотя общий размах оперативного удара, судя по количеству репрессированных, был весьма значительным, — заявил он, — однако конечный политический эффект операцией достигнут не был вследствие того, что вся работа по массовым операциям проводилась на низком оперативно-политическом уровне…

Отсутствовала целеустремленность чекистских действий, не было нацеленного удара по наиболее опасным руководящим, организаторским, активно действующим кулацко-националистическим, белогвардейским и шпионским кадрам. Отсюда неизбежно рождалась и процветала вредная погоня за голыми количественными показателями выполнения и перевыполнения «лимитов», арестовывали распыленную антисоветскую низовку, а руководящие вражеские кадры и возглавляемые ими антисоветские организации из-под удара выходили…

Другим важным недостатком работы по массовым операциям на Украине, — продолжал Ежов, — было проведение их в некотором отрыве от местных условий, без достаточного учета специфики тех или иных областей, особенностей периода Гражданской войны и последующих лет классовой борьбы, вне конкретной связи с политическим и хозяйственным значением данного района.

В результате этого осталась не разгромленной и не полностью ликвидированной значительная антисоветская и шпионская база в пограничных районах, особенно в Каменец-Подольской области, где оперативный удар был совершенно недостаточным; очень слабо очищены областные центры и города, промышленность и транспорт.

В деревнях же, где удар был более основательным, он пришелся, прежде всего, по районам, находящимся в непосредственной близости к пунктам оперативных групп; в более удаленных от опергрупп районах выявление антисоветских элементов было крайне слабым и репрессирование их явно недостаточным…

Наконец, третьим крупнейшим недочетом работы по массовым операциям на Украине было совершенно недостаточное развертывание следственной проработки арестованных контингентов, низкий уровень следствия даже в том объеме, в каком оно велось в одних местах, и почти полное его отсутствие во многих случаях — в других.

В итоге, репрессированные кулаки, националисты, шпионы либо осуждались несознавшимися (по отдельным областям количество сознавшихся едва достигает 20-30-40 %), либо, в лучшем случае, показывали только о своей личной подрывной деятельности, утаивая свои организационные связи и руководителей антисоветской работы».

«Ежов… говорил в духе известного чекистам приказа по НКВД за его подписью, положившего начало массовым репрессиям, приказа, которым вводились тройки и арестованные сортировались по категориям… Требуя еще больше усилить борьбу с врагами народа, Ежов сказал: «Мне известно, что работников, показывающих образцы в борьбе с врагами народа, некоторые называют фармазонами, марафетчиками и тому подобными словами из одесского жаргона (обозначающими разного рода махинаторов. — A.П.). Так имейте же в виду, что мы до этих «некоторых» доберемся и свернем им голову…»

Не обойдя своим вниманием и колхозное село, — продолжает М. Ф. Жабокрицкий, — Ежов договорился до того, что рассматривал наличие враждебных сил чуть ли не в каждом колхозе и утверждал, что по конскому поголовью следует определять количество всадников, могущих во главе с председателем колхоза проявить себя в антисоветских целях…

Совещание закончилось. Его по сути не было, а было собрание, чтобы выслушать назидательную накачку Ежова. Стали расходиться. Я присматривался к тем, кто принадлежал к старой плеяде чекистов, прославивших ЧК своим верным служением народу и великими делами на пользу революции, и которых сейчас тужился совратить этот урод. Их опечаленные лица выражали гнетущий осадок, оставшийся от этого совещания, такой же, какой испытывал я сам. По их лицам было видно, что курс на «ежовые рукавицы» они не одобряли…

Выйдя из зала заседаний, я столкнулся в дверях со своим бывшим корпусным начальником и кратковременным наркомвнуделом Молдавии Сапиром[81]. Он обычно был скуп на слова и не расположен к откровениям, тем не менее у него вырвалось: «Вы когда-нибудь слышали бред сивой кобылы? Так вот…» Он с горечью произнес эти слова и не докончил фразы».