Воскресший гарнизон - Богдан Сушинский

— Я так и понял, мой фюрер, — ухватился за предложенное ему толкование Вольраб.

— Лично у меня никаких вопросов звонок этот тоже не вызывает, — поспешил высказать свое собственное мнение комендант лагеря фон Риттер. Хотя и произнес эти слова как-то слишком уж неубедительно.

— Один из адъютантов не сориентировался в ситуации, — угрожающе просветил его Скорцени. — Приедем, разберемся. И никаких псалмопений по этому поводу, Удо, никаких псалмопений! Исключительная секретность во всем, что касается нынешнего визита фюрера.

— Причем разобраться нужно очень серьезно, — предупредил обер-диверсанта Лжегитлер.

— Понимаю, понимаю, — поспешно заверил их обоих адъютант коменданта, с ужасом осознавая, что вторгся туда, куда вторгаться ему не положено было: ни по чину, ни по здравому рассудку. При этом он затравленно посмотрел на адъютанта и телохранителя фюрера фон Тирбаха, пытаясь найти у него, как у своего коллеги, ту, самую важную для себя подсказку.

Однако барон демонстративно отвел взгляд в сторону.

Тем не менее Скорцени стало ясно: у Вольраба закралось очень сильное подозрение по поводу того, где же на самом деле находится двойник фюрера: здесь или в рейхсканцелярии?

«И все же испытание на выдержку и находчивость Зомбарт прошел, — подумал Скорцени, искоса наблюдая за реакцией то коменданта лагеря, то адъютанта лжефюрера барона фон Тирбаха. — Сейчас это самое главное».

Впрочем, выяснить что-либо конкретное обер-диверсанту так и не удалось: на «самурайском» лице фон Риттера вообще никогда не проявлялось ничего такого, что в принципе способно выражать в подобных ситуациях человеческое лицо. Да и русско-германец Тирбах вроде бы никакого значения этому странному случаю со звонком из рейхсканцелярии не придал. Барон весь был «при исполнении» и проявлял готовность служить любому фюреру, какой только соизволит предстать перед ним.

У мастерской Отшельника Штубер остановил мотоцикл и вопросительно взглянул на Жерницки.

— Не люблю затягивать сцены прощания, — с холодной иронией молвила обер-лейтенант.

И тем не менее, пересаживаясь в подземном гараже на свою машину, барон вновь поинтересовался: не согласится ли Софи остаться здесь хотя бы на ночь.

— Не вижу смысла портить настроение бригаденфюреру фон Риттеру. К тому же, после знакомства со мной он решит, что несправедливо, чтобы расположением такой — артистичным жестом подчеркнула она слово «такой» — женщины пользовался только начальник службы безопасности вверенного ему лагеря. Вам это нужно, барон? Уверена, что нет.

— Но скоро стемнеет, а в темное время суток покидать территорию базы запрещено...

— Стоит ли тревожиться? Если не решитесь возвращаться вечером в «Регенвурмлагерь», вместе переночуем в «Старом рыцаре».

— Не решусь, — решительно повертел головой Штубера, сразу же «забивая» за собой ночь с этой женщиной в номере отеля.

Солнце и в самом деле уже предвещало закат короткого зимнего дня, однако Штубер понимал, что откладывать поездку не стоит. Он чувствовал, что возрождение знакомства с этой женщиной, само ее появление в эти роковые для рейха дни в его жизни, способны изменить линию его послевоенной судьбы. Это был тот спасительный костер посреди ледяной пустыни, отходить от которого означало отходить от источника последней надежды.

— Есть одна просьба, Софи, — увеличил барон скорость, чтобы поскорее выехать на шоссе и присоединиться к проходившей мимо колонне армейских грузовиков, в каждом из которых находилось по два бойца охраны.

— Не верю, что только одна, — оставалась верной своей манере общения обер-лейтенант.

— Вы могли бы связаться с адъютантом Геринга. Было бы неплохо, если бы приказ об эвакуации мастерской Отшельника вместе с самим мастером исходил из штаба рейхсмаршала и преемника фюрера. Хотя бы в устной форме.

— В письменной, барон, в письменной. И поскольку всем известно увлечение Геринга произведениями искусства, это распоряжение ни у кого, в том числе и у коменданта «Реген-вурмлагеря, лишних вопросов вызвать не должно. Через два-три дня у вас будет письменный приказ из штаба люфтваффе. Что еще?

— Я ведь заверил вас, что есть только одна просьба.

— Не лгите, барон.

Выводя машину на шоссе, Штубер посигналил мотоциклистам охраны и, приказав им возвращаться в лагерь, рисково вклинился в колонну буквально перед бампером последнего грузовика.

— Владельцем замка «Штубербург» все еще является мой отец.

— Так и скажите, что надеетесь, что это я уговорю старого, но все еще воинственного генерала Штубера принять у себя Отшельника.

— Я не уверен, что отец будет в восторге от того, что во флигеле появится мастерская скульптора.

— Если бы я предварительно не поговорила с ним об этом, барон, — назидательно молвила Софи, — то не стала бы предлагать ваш замок для временного, подчеркиваю, временного размещения в нем мастерской скульптора Ореста. Так что успокойтесь. — Только теперь обер-лейтенант, не испросив разрешения, извлекла из кармана куртки барона аккуратно сложенные листики со схемой лагеря и положила в свой планшет. — В отличие от вас, старый генерал сразу уловил, чем чревато для германских аристократов поражение рейха в этой войне и в каком благосклонном свете предстанет род Штуберов, мужественно спасавший для мира такой неординарный талант.

В ресторане отеля «Старый рыцарь» Софи обратила внимание, что, как только метрдотель — полный, рыжеволосый, но слишком уж неудачно облысевший старый немец — увидел её, то сразу же поспешил к телефону, и поняла, что звонить он мог только одному человеку - гауптману Герману Шерну. Обер-лейтенант помнила, что, определяясь со временем возврата, обронила: «Сегодня вечером или через трое суток. Впрочем, может быть и такое, что не вернусь». Получалось, где-то неподалеку Шерн терпеливо дожидался контрольного времени возвращения.

Они с бароном расположились в той же кабинке, в которой завтракали утром, однако разговор не клеился. Штубер понимал, что все, что можно было выяснить, он уже выяснил, а какие-то нюансы поведения Софии ему лучше не замечать. К тому же он устал и с удовольствием завалился бы сейчас в постель.

— Как только уладите с переездом, сразу же позвоните, — молвила Софи так, словно уже прощалась с ним. — Затхлый воздух подземелья на пользу вам не пошел, поэтому спать, господин барон, мы будем в разных номерах, вам нужно как следует отдохнуть. Если к шести утра почувствуете себя достаточно бодрым, разрешаю постучать в дверь.

— Принимается, — сонно кивнул штурмбанфюрер, вспомнив, что чуть было не уснул за рулем.

Едва они разделались с бифштексом, как подошел метрдотель и, извинившись, сообщил, что госпожу обер-лейтенанта просят подойти к телефону.

— Сослуживец. Сугубо по делам службы, — уточнил он специально для Штубера, вежливо поклонившись ему при этом.